V. ЭССЕ

 

Горьковская призма миросозерцания А.С. Макаренко

Татьяна Кораблева 

 

Международное бюро просвещения в составе ЮНЕСКО в конце уходящего века решилоcь назвать 100 педагогов-философов, образующих собой «Галактику пайдейи», отражающую разные культуры, цивилизации, эпохи. Пространство русской культуры представлено именами П.П. Блонского, Л.С. Выготского, А.С. Макаренко, Л.Н. Толстого, К.Д. Ушинского (1). В современном макаренковедении осознается необходимость философского осмысления его теоретического наследия: «Мы цитируем его мысли о гуманности, об активности и автономии человека, но пока его философские подходы, антропологические мысли недостаточно раскрыты»(2). Задача воссоздания философских установок Макаренко, зачастую неотрефлектированных и разбросанных по всему его наследию, находится в прямой связи с особенностями его миросозерцания (3). Ключом к решению этой задачи, по моему мнению, может стать также мировоззрение А.М. Горького. Гораздо большая выявленность у Горького философско-религиозных исканий позволяет считать его мировоззрение увеличительной призмой миросозерцания А.С. Макаренко. Этот прием позволяет задать особую оптику, при помощи которой можно приблизить к себе и более пристально вглядеться в, казалось бы, известные мысли Макаренко в историко-культурном контексте.

А.М. Горький – явление самой крупной величины, явление не только литературное, но и общественное, философское, религиозное. Горький – знаковая фигура как дореволюционной, так и советской России, очень во многом формирующая собой историко-культурный контекст названного периода.

 Влияние Горького на Макаренко можно считатьформирующим, что стало возможным благодаря близости их духовных типов. Свои философские установки, принципы Макаренко нигде не излагает последовательно, связно. Теперь это задача исследователя. Пожалуй, изложение своих философских подходов Макаренко осуществляет an passan. Отсюда и контрапунктичностъ изложения: педагогические, психологические, философские темы развиваются одновременно, взаимодействуя между собой, усиливая или ослабляя друг друга, образуя некое гармоническое целое. Одна из традиционно философских тем – отношение субъекта к природе как онтологической реальности существует и в наследии Макаренко. В нашем случае отношение Макаренко к природе будет включать и его подход к природе человека.

 

                                    Отношение к природе

 

В макаренковском мировоззрении нет природы самой по себе, как ценности. Есть только образ преобразованной, облагороженной человеческим гением земли. В письме Федору Борисову (15 августа 1938 года), экзистенциально насыщенном тексте, Макаренко пишет: «Я люблю жизнь такой, как она есть. Она прекрасна именно потому, что непрактична, не рассчитана по эгоизму, что в ней есть борьба и опасности, есть страдание и мысль, есть какая-то гордость и независимость от природы. Природа придумала свои законы, придумала смерть, только один человек научился с нею бороться и научился плевать на смерть, хотя и узнал смерть. ... Я живу потому, что люблю жить, люблю дни и ночи, люблю борьбу и люблю смотреть, как растет человек, как он борется с природой, в том числе и со своей собственной природой. Мне все это нравится. Я уверен, что люди и дальше будут бороться с природой, научатся жить лучше и дольше, но все равно они всегда будут жить приблизительно так, как и я, с той же полнотой радости и горя, т. е. с полнотой ощущения (выделено мной.–Т.К.) (4).

В этой же стилистике выдержаны и другие высказывания Антона Семеновича: «Бой с природой еще не окончен... Человек, положивший природу на обе лопатки,... пригласил Волгу к городу Дмитрову... Бой с природой окончен. Побежденная земля уступила... И победитель приступил к украшению природы (выделено мной. – Т.К.) (5).

Всей силой своего художественного таланта А.М. Горький, духовный учитель А.С. Макаренко, выражает тот же пафос преодоления, преобразования человеком природы как мира хаоса, неупорядоченности, неизвестности. В письме литературному критику Воронскому Горький пишет: «Не стыжусь сознаться, что космос меня мало интересует. ... Закономерность явлений космоса я всецело приписываю мощным усилиям разума и воображения видеть бытие как гармонию, и, так как наша наука гармонию эту установила, – меня космос интересует только со стороны его влияния на литературу, как хорошая тема для поэтов. Миры возникают и гибнут ...... ну и прекрасно! Займемся своим, земным делом, не менее прекрасным» (6).

А страстные слова из письма Горького к Макаренко (03.06.1926) можно считать манифестом кулътуртрегера, направленным своему единомышленнику: «Земля эта – поистине наша земля. Это мы сделали ее плодородной, мы украсили ее городами, избороздили дорогами, создали на ней всевозможные чудеса, мы, люди, в прошлом – ничтожные кусочки бесформенной и немой материи, затем – полузвери, а ныне – смелые зачинатели новой жизни»(7).

Очень совпадает, разумеется не случайно, отношение того и другого к крестьянству как к темному мещанскому миру, с патриархально отсталым («нецивилизованным») хозяйством, а для Макаренко отягощенное еще и постоянной угрозой для колонии –вследствие ее места расположения – пьяных драк и распрей (хаос и смута).

Им (хаосу и смуте) противостоит у Макаренко идеально организованное хозяйство колонии и коммуны. Оранжереи с цветами, теплицы, чистота и ухоженность спален, столовой, служебных помещений, форма воспитанников, ритуалы, четкий ритм всего учреждения – достаточное основание сказать, что это деятельность цивилизатора, западника, кулыпуртрегера, такого же борца с «безобразной русской ленью» и «разболтанностью», как и Максим Горький. Известен факт о том, что Горький поддержал большевиков именно в их планах коллективизации. Для него это подавление анархизма и азиатчины русского крестьянства. Его безволию и пассивности Горький противопоставляет европейские идеалы активности, неутомимости в работе, веры в силу разума(8).

Антон Семенович видел в коллективизации также гораздо более глубокое и масштабное явление, чем политико-экономические действия Советской власти. «Коллективизация может быть самый яркий в истории случай активного и целеустремленного перевоспитания масс, одно из самых глубоких и смелых по замыслу педагогических явлений человечества»,– пишет Макаренко (выделено мной – Т.К.) (9).

Самым прямым образом с этим комплексом вопросов связано и макаренковское понимание социализма (как упорядоченности и закономерности, противоположные хаосу капиталистического рынка, случайностям судьбы): «Судьба – страшный символ случайности, зависимости его от стихии, насилия и грабительства сильных»(10). Социализм, по Макаренко, построен на разумной идее солидарности. «Расширяясь до философских обобщений, рассуждает Макаренко,– идея солидарности захватывает все области жизни: жизнь есть борьба за каждый завтрашний день, борьба с природой, с темнотой, с невежеством, с зоологическим атавизмом, с пережитками варварства; жизнь - это борьба за освоение неисчерпаемых сил земли и неба»...А результатом этой борьбы должен стать Новый Человек, «... новый строй человеческих-отношений, новая нравственность и новое право, основанием для которой является победившая идея солидарности»(11).

Философской основой указанного выше отношения к крестьянству, социализму является активно – преобразовательное отношение к природе (в дальнейшем буду называть его активизмом) . характерное, пожалуй, для эпохи Просвещения, а шире для Нового времени (12). Активизм порождает антропоцентризм (порой крайний), культ человека как абсолютного совершенства в противоположность слепой природе. И даже не всего человека, а его разума.

Обратимся вновь к Горькому. Он противопоставляет человека природе, слепой и косной материи (это впервые делает Шопенгауэр), а разум - инстинкту: «Как могла произвести слепая природа такое чудо как человекN Человек преодолел природу собственными силами, может быть даже таинственными. Природа создала человека четвероногим зверем, ничтожеством против других зверей – он должен был сам дорасти до Архимеда ...» ( выделено мной. – Т.К.) (13).

Подход Макаренко к человеку, включая и его природу, в той же, общей с Горьким, культурно-преобразовательной парадигме. Однако, у каждого из них есть собственный корректив к ней. У Горького не исключено мистическое преодоление человеком самого себя. А у Макаренко корректив задается педагогичностью его мышления и, забегая вперед, скажу: уберегает его от крайнего радикализма философии активизма.

Человек, по Макаренко, явление культурно-историческое, самоценное на любом отрезке жизни (детство, юность, зрелость, старость). В рассуждениях о природе человека у него проявляется заметная осторожность. Односторонность подходов Руссо и Ломброзо он комментирует весьма раздраженно, признавая как факт взаимодействие социального и биологического в человеке, очевидного даже с позиций простого здравого смысла. Категория здравого смысла нередко становится у Макаренко арбитром в сложных жизненных коллизиях. Запомним это. Избегая тем биологической предопределенности, значения инстинкта, влечения, страстей, он тем не менее указывает на недопустимость связывания биологической наследственности только с негативными проявлениями личности. Биологическая предопределенность может быть и положительной (физическая сила, ловкость, сообразительность, изобретательность), однако, именно на этой основе некоторого преобладания над другими может сформироваться антисоциальный уклон (14).

И даже более того. Активность советской педагогики Макаренко выводит именно отсюда, из положительной «биологической картины» личности, минуя распространенную бинарную оппозицию: биологические элементы – это «ведьмы и водяные», всякая нечисть (15), а социальные элементы – только хорошее, формируемое педагогами-марксистами. «Именно это обстоятельство - возможность социального выпадения при самых благоприятных биологических условиях – позволяет современной советской педагогике считать главным фактором социальный. Поэтому говорить о значении только дефектов [биологической] конституции - значит именно сбиваться на старую дорожку теории о прирожденной преступности,» (выделено мной. – Т.К.) (16). Думается, это говорит о макаренковском умении самостоятельно мыслить, видеть педагогические нюансы в самых общих методологических установках.

Приведу пример макаренковской тактики в адрес одного, очень трудного воспитанника:

«Биологические элементы существуют: мы, например, серьезно подозреваем, что у Болотова не все благополучно с биологией. ...

В какой-то мере личность свободна в проявлении своих биологических особенностей, в какой-то не свободна. Там, где биологические аппетиты идут против линии коллектива, там начинается борьба....

Нам поэтому нет никакого дела до болотовских биологических предрасположений, мы не будем с ними считаться и равняться по ним. ... Мы ничего не изменим в его биологической структуре, но мы сообщим этой структуре привычку встречать сопротивление в определенных местах. ... наш путь единственный - упражнение в поведении, и наш коллектив – гимнастический зал для такой гимнастики. Биологические элементы, даже самые несимпатичные, в течение целого дня тренируются , и Болотов вместе со всеми.» (17)

Очень важно отметить, что Макаренко не внедряется в «природу человека», отрицает наличие специфической «дефективной» психики. Отклоняющееся поведение свидетельствует для Макаренко об испорченных взаимоотношениях личности с обществом. Отсюда перевоспитание – это не какой-то особый по сравнению с обычным воспитанием процесс, требующий особой логики (по этой причине Макаренко предпочитал не пользоваться этим термином). Преобразовательную активность коллектив должен направлять даже не на саму личность, а на ее производное - опыт. Воспитание – это целенаправленный процесс формирования социально ценного опыта. Это зарождение новых мотивов поведения, привычек, чувств, отношений с «ближними» и «дальними» людьми. «Поэтому мы не будем придираться к болотовскому сознанию до тех пор , пока не организуем его опыт», – резюмирует Макаренко (выделено мной. –Т.К.) (18).

Но резонно задаться вопросом: может быть, Макаренко не углубляется в пучины психики потому, что современный ему уровень развития наук о человеке явно недостаточен (кстати, это макаренковская констатация)N

Возьмем, например, фрейдизм, современный Макаренко, вполне совместимый с марксизмом, занимающийся как раз интерпретацией глубинных проблем психики (подсознания) и чрезвычайно популярный (19). Отношение Макаренко к фрейдизму неизвестно. Однако можно его попытаться смоделировать, поскольку оно, как представляется, весьма существенно для разбираемой темы.

Если взять за точку отсчета позицию Макаренко-педагога, то отношение к фрейдизму как одному из научных направлений не будет принципиально отличаться от уже известных высказываний его в адрес психологии, рефлексологии, педологии.

Для Макаренко, разумеется, важен уровень развития наук, но важно и то, что при любом уровне их развития - они всегда будут играть вспомогательную роль относительно педагогических методов, а цель воспитания – принципиально невыводима из данных наук. Науки о человеке, по Макаренко, развиваются и, возможно, в ближайшее десятилетие «...и психология, и биология дадут точные положения о поведении человеческой психики, и тогда мы сможем больше опираться на эти науки»(20). И далее: «А знание психологии, знание детской души, знание каждого отдельного человека только помогает нам приложить наш метод наиболее удобно в одном случае, несколько отлично – в другом»(21).

Обосновывая невыводимость педагогических целей, Макаренко имеет в виду педологию, но его аргументы абсолютно точно подходят и для фрейдизма: «Основное, чем я хочу характеризовать педологию, это определенная система логики (Выделено мной, –Т.К.). Система такая: надо изучать ребенка. Изучая его, мы что-то найдем, а из того, что мы найдем, сделаем выводы. Какие выводыN Выводы о том, что с этим ребенком нужно делать.

Вывести педагогический метод из рефлексологии, из психологии, из экспериментальной психологии, вывести данный метод из обстоятельств данной личности – это и есть педологическое направление.

Необходима другая логика, которая метод педагогики выводит из наших целей, ...мы не являемся сторонниками такого пассивного наблюдения. Мы – сторонники активной большевистской педагогики, педагогики, создающей личность, создающей тип нового человека»(22).

По логике Макаренко, для педагогических целей активной педагогики открытия фрейдизма малозначимы, бесперспективны, возможно, только пока. Стало быть, с педагогической точки зрения, вполне объяснимо равнодушие Макаренко к фрейдизму.

Если же рассуждать с позиции Макаренко – социального реформатора, активно интересовавшегося психологией и считавшего, что ей принадлежит будущее, то его молчание относительно такой заметной и распространенной теории вызывает удивление. Как известно, Макаренко называл среди психологов не только того, кого очень ценил (Петражицкий), но и того, кем был разочарован (Лазурский), и даже тех, с кем был не согласен (Залкинд, Залужный). Фрейда среди них нет. Может быть, это связано с незнанием или недоступностью источников по психоанализуN Вряд ли. В России и до революции и после в 20-30-е гг. обстановка как нельзя лучше благоприятствовала развитию психоанализа. Здесь работали психоаналитики, прошедшие обучение непосредственно у Фрейда и его учеников (С. Шпильрейн, Н. Осипов, М. Вульф, М.Асатиани и др.). Издавалось множество специальной литературы, включая русские переводы оригинальных работ основателей школы (23). Наконец, в Москве раньше, чем на родине психоанализа, открылось Психоаналитическое общество. Ни в молодые, ни в зрелые годы Макаренко не касается этой темы, кроме одного малозначимого комментария о бессмысленной детской беготне, любую энергию, переводящей в половую. Пожалуй, это осмысленная позиция умолчания.

В письме К.С. Кононенко к Макаренко ( от 11.11.1937 г.) Константин Семенович делится своим пониманием психологического конфликта героев «Книги для родителей» явно с фрейдистских позиций (24). Прямое обращение к Макаренко по вышеназванному поводу имело шанс прояснить отношение педагога к теории психоанализа.

Однако реакция Макаренко на письмо Кононенко неизвестна. Стал ли бы Антон Семенович, в силу представившегося случая, объяснять свое понимание фрейдизма или, как обычно, остался равнодушным к фрейдовской теме – точно сказать нельзя. К тому же и ситуация в 30-е гг. уже изменилась и «заигрывание» с буржуазной теорией было небезопасно.

Есть предположение экзистенциального порядка. Макаренко в силу особенностей своего мировоззрения, которым посвящена эта статья, и не мог желать для себя погружения в стихию, хаос, пучину, чистую природностъ. Его интересы и творческие приоритеты на стороне Культуры, если мыслить ее в противоположность Природе. Это педагогически продуманная позиция культуртрегера.

Примечательно, что такой библиофил и книгочей как Горький также не называет Фрейда среди западно-европейских философов, оказавших на него своего влияния (25).

Философское отношение Макаренко к природе, с указанным расширением до природы человека, имманентно присутствует в решении конкретных педагогических задач, проявляется более открыто в уже обозначенных здесь темах: социализма, крестьянства, фрейдизма, педологии. Справедливо и обратное отношение: не только хорошо продуманные теоретические принципы, но и сама жизнь, ее частности и нюансы, при определенной интерпретации, раскрывают специфику философского мировоззрения педагога.

Для обсуждаемой темы значительный потенциал содержит макаренковская транскрипция педологии (она относится к продуманным теоретическим принципам), хотя в современном макаренковедении можно считать достаточно выясненной суть этого вопроса (26). В обобщении это может выглядеть следующим образом. Негативизм Макаренко к педологии связан не с ее эмпиризмом (он и сам не чужд эмпирики – создание кабинета научно-педагогической работы, например) и не с уровнем ее развития /это дело наживное. К тому же педология 30-х гг. уже начала преодолевать собственные ошибки (27). Он связан с порочностью самой педагогической логики педологов (см. выше) и тем «жреческим» положением, которое они заняли в обществе, оттеснив педагогов. Вытекающая из этой логики пассивность следования либо за «обстоятельствами личности» (биологизаторы), либо за «обстоятельствами среды» (социологизаторы), нецелеустремленность педагогики, отказ от целостности подхода к человеку в пользу произвольной «частичности» совершенно определенно не принимаются Макаренко и, что самое важное, не могли быть приняты, исходя из более глубоких причин – из активизма его философского мировоззрения.

Остановлюсь на одном интересном и, как представляется, важном аспекте отношения «Макаренко – педология», о котором мне не приходилось что-либо читать в современном макаренковедении.

Из поля зрения иссследователей, по моему мнению, выпадает тот факт, что были ведь и другие социологизаторы -педологи (Блонский, Залкинд), исповедующие гиперактивность в деле создания нового человека, труды которых были широко известны (28).

Замысел создания Нового человека принадлежит не им (29). Задача большевиков по формированию нового человека, безусловно, существовала в этой, общей для 1-й половины XX века, культурно-исторической парадигме. Троцкий как главный идеолог большевиков формулирует задачу так: «Выпустить новое, «улучшенное издание» человека – это и есть дальнейшая задача коммунизма»(30). Главным, по его мнению, должна быть в этом проекте психология (вслед за Ницше) и педагогика «царица общественной мысли» (Троцкий).

Выготский, Блонский, Богданов, Бухарин, Луначарский, Крупская - каждый на своем месте принимал участие в этом величественном проекте. В речи на 1 Педологическом съезде (дек. 1927 – янв. 1928) Бухарин, например, говорит: «...влияние социальной среды играет большую роль, чем это обычно предполагают, изменения могут совершаться гораздо быстрее, и та глубокая реорганизация, которую мы называем культурной революцией, имеет свой социально-биологический эквивалент вплоть до физиологической природы индивидуума» (выделено мной. –Т.К.) (31). На этом же съезде глава педологов проф. Залкинд говорит: «Подавляющее большинство научных работников педологии в СССР придерживаются оптимистических взглядов на возможности быстрой прогенеративной изменчивости человека в условиях развивающейся социалистической среды» (выделено мной.–Т.К.) (32). Весь съезд проходит в духе «нет таких крепостей, которые бы не взяли большевики». Очень близок к этому же пафосу А.А. Луначарский. Несколько смягчила крайности двух существующих в педологии направлений (био- и социогенетического) Н.К. Крупская, но принципиальных возражений от образованного и культурного руководства НКП все-таки не последовало (33). За несколько лет до этого, в 1922 г., в учебном пособии П.П. Блонский писал: «Наряду с растениеводством и животноводством, должна существовать однородная с ними наука – человеководство, и педагогика ... должна занять свое место рядом с зоотехникой и фитотехникой, заимствуя от последних, как более разработанных родственных наук, свои методы и принципы.»(выделено мной. – Т.К.) (34). Л.С. Выготский, многим известный как «Моцарт в психологии», также без всяких научных обоснований, манифестирует: «Новое общество создаст нового человека. Когда говорят о переплавке человека как о несомненной черте нового человечества и об искусственном создании нового биологического типа, то это будет единственный и первый вид в биологии, который создаст сам себя»(35).

Идея полного подчинения Природы Культуре, радикальной переделки человека (вплоть до его физиологии), переделки общества, государства на рациональных основах - была не только господствующей идеологией, но и главной интеллектуальной модой, повальным увлечением 20-х гг. (М.А. Булгаков «Собачье сердце», «Роковые яйца», проза А. Платонова, поэзия Хлебникова и др.).

Трудно поверить, чтобы Макаренко при таких условиях не знал содержания этих идей. Ими был полон сам «воздух советской жизни». Они были в литературе, публицистике, искусстве, в учебниках (Залкинд, Блонский). Они господствовали в НКП (Луначарский, Крупская), ГУСе (Блонский). Однако, известно ли нам отношение Макаренко к столь радикальному проектуN Осуждая пассивность педологии, высказывается ли он против гиперактивности другой ветви той же педологииN

Макаренко, конечно, тоже использует понятие «Новый Человек», но его понимание последнего не носит того радикализма и отрыва от действительности, которые свойственны бывают идеологам, теоретикам, мечтателям, художникам. Можно зафиксировать макаренковский педагогический корректив, прилагаемый им самостоятельно к делу (проекту) создания нового человека. Иначе говоря, это вопрос о границах вторжения в личность, о целях и результатах воспитания.

Как уже говорилось, Макаренко в деле воспитания (и перевоспитания) ограничивается формированием социально ценного опыта жизни в коллективе и не более.

Будучи сторонником философского активизма и культуртреггером, Макаренко ведет «бой с природой человека» вовсе не так, как можно было бы ожидать. Он не вторгается на чужую территорию и не пытается по собственному произволу, «на глаз» перестраивать, перекраивать, отсекать, уничтожать. Он скорее ведет «пропагандистскую войну» относительно «противника». В его войске такая дисциплина, бодрость, мажор, сплоченность, готовность к самому трудному делу, что «противник» сам начинает переходить границу и постепенно сливается с коллективом.

Проблема допустимой границы проникновения (вторжения) в личность есть проблема меры, определяемой у Макаренко педагогическим коррективом, основанном на здравом смысле, на реальной моральной ответственности за судьбы конкретных людей. То, что я здесь называю педагогическим коррективом – производное от самостоятельности и гибкости макаренковского мышления, свободного от доктринерства, что вполне можно считать отличительной чертой его философского мировоззрения. Велик соблазн для творческого человека не устоять перед возможностью созидания в общемировом масштабе, дойдя до крайнего радикализма в осуществлении проекта Нового Человека, к которому подталкивала сама эпоха и что самое опасное – изнутри, само мировоззрение активизма и культуртрегерства. И тем больше заслуги Макаренко перед современниками и историей.

Остановлюсь на парадоксальном выводе Макаренко, имеющем прямое отношение к данной теме: о результативности воспитания. Это вывод о принципиальной условности воспитания. В работе «О коммунистической этике» (1939 г.) педагог рассуждает о признаках коммунистического поведения, говоря о том, что как сознание способно скрывать свое истинное содержание, так и поведение, которое принято считать более надежным свидетельством человеческой сущности, является лишь условным обозначением ее (сущности).

Даже огромные воспитательные программы прошлого (иезуитское воспитание, русские духовные семинарии и т. д.), в совершенстве приспособленные к своим воспитательным целям, рушились, выпуская богоборцев и революционеров, стяжателей и комедиантов, способствуя падению религиозности в народе, «...организаторы не замечали, что они воспитывали систему условных обозначений, а вовсе не самую сущность личности.

Мы стоим перед вопросами коммунистического воспитания и не имеем права забывать об этой условности воспитательных процессов и их результатов...»(36).

Создается впечатление, что Макаренко сам оцепенел перед неожиданностью и опасностью своего вывода.

Собственно говоря, если макаренковское понимание воспитания есть довольно быстрая организация нового опыта личности, а сознание и поведение должны опираться и вытекать из опыта, то ничто не мешает сделать вывод о том, что можно не один раз менять опыт в соответствии с новыми требованиями эпохи. Тогда что же воспитывается, в самом деле, в личности – нечто устойчивое, сущностное или система условных обозначений, символов поведения, хотя и прорастающая навыками, привычками, отношениями, но все-таки весьма переменчиваяN Вопрос очень сложен. Думается, Макаренко вплотную подошел к проблеме экзистенциалъности личности, ее непредсказуемости и свободы проявлений. Напомню, в случае с Болотовым Макаренко говорил: «... почти не бывало, чтобы через три – четыре месяца пацан не признал могучего авторитета коллектива и не покорился ему открыто и бесповоротно. Остались привычки, но не было у них корней, и с ними он первый начинал борьбу» (выделено мной. Т.К.) (37). Это можно считать отправной точкой отсчета формирования нового опыта. Что же можно считать конечной точкойN Обратимся вновь к Антону Семеновичу. Он пишет о том, что нельзя утверждать, будто за 3 – 4 года (средняя продолжительность жизни воспитанника в коллективе.- Т.К.) можно создать нужный нам тип личности. Тем более что раннее детство (с 3 до 7 лет) и после выпуска они вне поля нашего воздействия. «За это время мы должны настолько реорганизовать личность, чтобы она была вполне пригодна для жизни в нашем обществе...»(38). Утверждать же, что он сам или весь коллектив формирует сущность личности, Макаренко не решился. И давать определение сущности – тоже. Итак, при всем своем стремлении к точности в воспитательном процессе и ответственности педагога гарантировать он может лишь организацию социально ценного опыта и восстановление правильных взаимоотношений личности и общества, при условии, если этот процесс протекает в здоровом, сильном коллективе.

Радикальнейшие культурно-исторические проекты 1-й половины XX в. по преобразованию человека, общества, искусства могли возникнуть только при наличии в обществе необходимых условий. Одним из них можно считать распространенность философии активизма. Для многих из названных в этой статье интеллектуальных лидеров 20–30-х гг. , их активистское миросозерцание было скорее «испарением» художественной фантазии, смелым «мыслеповоротом», порывом к новому, чем методичным научным поиском, многолетним созиданием «нового» и реальной ответственностью за достигнутые результаты.

Антон Семенович Макаренко сумел пройти по «лезвию бритвы» между активизмом своего мировоззрения и радикализмом социалистических проектов. Интуиция, здравый смысл, чувство меры позволяли ему найти свой собственный педагогический корректив к самым грандиозным задачам эпохи.

 

Примечания:

1.        Перспективы: вопросы образования, ЮНЕСКО, №1/2, (85/86), т.1,под ред. Заглула Морей. Издат.группа «Прогресс», 1994; эссе об А.С. Макаренко см.: т.З (89/90),1995. С. 75 – 88.

2.        А. Петрикаш [Венгрия]. В сб.:А.С. Макаренко – видатний педагог XX столптя. Полтава, 1999. С. 23.

3.        В данном тексте используются два термина: миросозерцание и мировоззрение со следующим смысловым оттенком: в первом случае – выражение интуитивно-художественной стороны натуры Макаренко, во втором – его более выраженная рационально-философская рефлексия .

4.        А.С. Макаренко. Собр.соч. в 8 тт. М., 1983–1986, т.8, С. 86 – 87.

5.        Указ. Соч. , т.6. С. 316 – 317.

6.        М. Агурский. Великий еретик. Горький как религиозный мыслитель. Вопросы философии, 1991, №8. С. 55.

7.         М.Агурский. С. 55.

8.        Б. Парамонов. Горький, белое пятно. Октябрь, 1992, №5, С. 148.

9.        А.С. Макаренко. Указ.соч., т.7,. С. 57.

10.     А.С. Макаренко. Указ.соч., т.7. С. 105.

11.     А.С. Макаренко. Указ.соч., т.5, С. 235; 234.

12.     Подобное отношение к природе, антропоцентризм тесно связан с радикальнымпереосмыслением отношения к Богу: от пантеизма эпохи Возрождения, деизма французских просветителей до атеизма и богоборчества ХIХ – ХХ веков. Это отдельная тема, очень важнаядля понимания мировосозерцания Макаренко.

13.     М. Агурский. С. 57 – 58.

14.     А.С. Макаренко.Указ.соч., т.1. С. 112 – 113.

15.     А.С. Макаренко. Указ.соч., т.2. С. 127.

16.     А. С. Макаренко. Указ.соч., т.1. С. 113.

17.     А.С.Макаренко. Указ.соч., т.2. С. 127 – 128.

18.     Там же, т.2. С. 128.

19.     В рамках понимания фрейдизма в 20-е годы большинство философов и психологов считали психоаналитическую теорию базирующейся на принципах материализма и диалектики. См. подробнее: На переломе. Философские дискуссии 20-х гг. : Философия и мировоззрение. М., Политиздат, 1990. С. 26.

20.     А.С. Макаренко. Указ.соч., т.4. С. 126.

21.     А.С. Макаренко. Указ.соч., т. 7. С. 29.

22.     Там же, т.7. С. 28-30.

23.     См. подробнее: А.М. Эгкинд. Эрос невозможного., Спб., 1993. С. 47; гл. 8.

24.     Свидетельства искренней дружбы: воспоминания К.С. Кононенко о А.С. Макаренко. Марбург, 1997. С. 50 – 51.

25.     М. Агурский. С. 55.

26.     По утверждению авторитетного "макаренковеда  Хиллига, отношение Макаренко к Постановлению ЦК ВКП(б) от 04.08.1936 г. является еще недостаточно выясненным. Если иметь в виду все высказывания Макаренко по педологии, пусть даже в иронически-язвительном духе, то ничто не мешает понять причины макаренковского негативизма. Они, кстати, вполне совпадают с официальными претензиями партии, и даже более того – с выводами из некоторых подготовительных материалов к Постановлению, о которых Макаренко не мог знать. Так, например, Жданов А.А., автор документа, обвиняет педологов в отказе от участия в педагогической работе и сосредоточении на квазинаучных, «инквизиторских» методах обследования детей, после чего «волчьим билетом» для ребенка дело педолога и заканчивается, а дети пополняют клиентуру органов НКВД. См. подробнее публикацию архивных материалов:

27.     А.М. Родин. Из истории запрета педологии в СССР, Педагогика, 1998, №4,. С. 92 – 98.

28.     В 30-е годы педология сама начала преодолевать свои ошибки 20-х гг., против которых и было направлено Постановление ЦК ВКП(б) от 04.08.1936 г. Изменению их теоретической позиции способствовало преодоление рефлексологических и реактологических ошибок, ставшее возможным после дискуссии в психологии 1931 г. и ряда Постановлений ЦК ВКП(б) о школе 1931 – 1932 гг. См.: А.В. Петровский. Непрочитанные страницы истории психологии – тридцатые годы. Психологический ж-л, 1988, №4. С. 126-134. «Успех» борьбы с педологией носил явно избыточный характер, зачеркивающий и ее несомненные достижения в области педагогической психологии и д.

29.     Из множества публикаций по педологии этих авторов укажу лишь на учебники, подчеркивающие степень распространенности соответствующих идей, на которых более 10 лет обучались студенты. Блонский П.П. Педология для педвузов; Залкинд А.Б. Дошкольная педология; Выходные данные не указываются из-за большого количества изданий.

30.     Сама идея была привнесена в Россию из протестантской Европы и имела разные отклики – «новый тип людей». Во время Екатерины II основан Смольный институт благородных девиц для выведения «новой породы людей». А первая половина XX в. стала временем гигантских общественно-культурных проектов, направленных на «правильное» обустройство человечества – всего мира, как бы эта правильность ни понималась (не только в России). Идею сознательного и творческого совершенствования человека, способного преобразитъ не только внешний мир, но и собственную природу, можно встретить в русском космизме, русском символизме (в отличие например, от французского, не выходящего за литературно-художественные рамки). Ницше, Маркс, Штайнер, В. Соловьев, М. Горький – каждый по-своему исповедывал ту же идею Нового Человека. Эта идея была программной частью российского освободительного движения как революционного крыла, так и реформаторского («легальные марксисты» , кадеты, религиозные мыслители).

31.     К. Кобрин. Фабрика и ее работник. Л.С. Выготский и глобальные русские общественно-культурные проекты XX в. Звезда, 1998, №б. С. 218.

32.     На путях к новой школе. 1928, №1. С. 11 – 12.

33.     Там же. С. 15.

34.     Там же. С. 9 – 10.

35.     Цит.по: А.М. Эгшш. От психоанализа к педологии. Ж-л «Человек», 1990, вып.1. С. 24.

36.     Цит. по К.Кобрин. С. 218.              

37.     А.С. Макаренко. Собр.соч. в 5 тт., М.,АПН РСФСР, 19 – 1952, т.5. С. 400 – 401. Затем в тексте следуют отточия, а в 8-томное собрание сочинений указанный фрагмент не вошел.

38.     А.С. Макаренко. Собр. Соч. в 8 тт., т.2. С. 127,

39.     Там же. т.8. С. 145.

Литература:

1.        Агурский М. Великий еретик. Горький как религиозный мыслитель. Вопросы философии, 1991, №8.

2.        Гловели Г.Д. Социализм науки. Мебиусова лента А.А. Богданова. М., Знание, 1991.

3.        Горький А.М. Собр.соч. в 30 тт., Госиздат худ. лит-ры, М.. 1950 – 1952.

4.        Грэхэм Л.Р. Естествознание философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. М., ИПА., 1991.

5.        Кобрин К. Фабрика и ее работник. Л.С. Выготский и глобальные русские общественно-культурные проекты XX в. Звезда, 1998, №6.

6.        Козлова Г.Н. Воспитание в отечественной общеобразовательной школе. Н.Новгород 1999.

7.        Кораблева Т.Ф. Философское мировоззрение Ивана Ефремова (русский космизм и философия акгивизма). Ж-л «Сверхновая американская фантастика», 1998, №12.

8.        Лапина И.А. Концепция формирования нового человека А.А. Богданова

9.        История советской педагогики. Деп.рук., Спб., 1992.

10.     Макаренко А.С. Собр.соч, в 7 тт., М.,АПН РСФСР, 1950 – 1952.

11.     Макаренко А.С.. Собр.соч. в 8 тт. М., 1983 – 1986.

12.     На путях к новой школе. 1928, №1.

13.     Парамонов Б. Горький, белое пятно. Октябрь, 1992, №5. С. 448

14.     Патаки Ф., Хиллиг Г. Самоутверждение или конформизмN К вопросу идейно-политического становления А.С. Макаренко, Марбург, 1987.

15.     Перспективы: вопросы образования, ЮНЕСКО, №1/2, (85/86), т.1,под ред. Заглула Морей Издат. группа «Прогресс», 1994; т.З (89/90),1995.

16.     Петровский А.В. Непрочитанные страницы истории психологии – тридцатые годы. Психологический ж-л, 1988, №4.

17.     Родин А.М. Из истории запрета педологии в СССР, Педагогика, 1998, №4.

18.     Сб.: На переломе. Философские дискуссии 20-х гг. : Философия и мировоззрение. М., Политиздат, 1990.

19.     Сб.: А.С.Макаренко - видатний педагог XX столiтiя. Полтава, 1999.

20.     Свидетельства искренней дружбы: воспоминания К.С. Кононенко о А.С. Макаренко. Марбург, 1997.

21.     Фролов А.А. А.С. Макаренко: московский период творчества (1937 – 1939 гг). Хроника дел и мыслей. Н.Новгород, 1997.

22.     Хиллиг Г. Прометей Макаренко и «главбоги» Олимпа. Марбург, 1997.

23.     Щукин В.Г. Культурный мир русского западника. Вопросы философии, 1992. №5.

24.     Эгкинд А.М.. От психоанализа к педологии. Ж-л «Человек», 1990, вып. 1.

25.     Эгкинд А.М. Эрос невозможного., Спб. 1993.