ZT. Помимо примерно трёхсот файлов на http://zt1.narod.ru/ у меня есть и их как бы дайджест (ЖЖ) http://zt1.narod.ru/zt-LJ.htm. Будет "освежаться". С сентября 2009-го стал сюда добавлять и
нечто важно-насыщенное
Не
из (не из) http://ztnen.livejournal.com
Мой былой ЖЖ ztnen заморожен (удален). 01.02.2012 создал новый ЖЖ-аккаунт : http://ztmak.livejournal.com Об А.С. Макаренко и близкому к этой теме .. Будет пополняться.
Гётц Хиллиг (HILLIG Goetz). - Проект по созданию полного собрания сочинений А.С. Макаренко на профессиональном компакт-диске http://zt1.narod.ru/hillig-3.htm.
| На любом поприще и в любой профессии никуда не годен работник, если он без царя в голове. | На данное время в педагогике и в любой социальной сфере никуда не годен работник и/или литератор, если он без А.С. Макаренко в голове, см. прежде всего Мой былой ЖЖ |
| С одного ЖЖ. - Зиновий ничего так пишет. Что ни пост - кладезь (обойдемся без уточнения чего). Если бы я еще могла его [ Мой былой ЖЖ читать, а то ж невозможно. Вешает браузеры. ZT. Mozilla Firefox не вешает. |
| Некий 30-летний поэт Вася Пупкин как-то после дождичка в четверг авторски сочинил стихотворение о любви. На века и тысячелетия вперед. Закрыл тему. | Некий 30-летний бродячий проповедник Иисус Христос тоже как-то после дождичка в четверг авторски сочинил этическую систему, содержащую, по его мнению, все необходимое и достаточное на любые и всяческие социально-экономические обстоятельства. На века и тысячелетия вперед. Закрыл тему. |
Важно- всё- предваряющий файл http://zt1.narod.ru5-punktv.htm - ZT-разбор пяти главных настояний А.С. Макаренко.
Картинки из эпохи крепостничества.
Избр пед соч Генриха Песталоцци. Т.2. “Лингард и Гертруда” http://zt1.narod.ru/doc/Lingard-i-Gertruda-Pestalozzi.doc Самый великий социологический роман; неполная публикация. Перевод с нем. В.В. Смирнова. Изд. 3-е. М.1912 БАН 3б/21849.
Ч.4. Гл.4-24. ХРИСТИАНСКИЙ ПОМЕЩИК, ИЛИ МОНАСТЫРСКАЯ ИСТОРИЯ ИЗ ВРЕМЕН РЫЦАРСТВА.
Он (помещик Арнер) (skip) рекомендовал своей жене Терезе историю старого предка, который сам еще пахал на своем замковом поле и которого все и повсюду называли христианским помещиком, потому что он был справедлив, дал возможность своим крестьянам жить мирно, в безопасности и приятно;
он же сравнял с землей монастырь Гиммельгоф.
ZT. Почему же и как это произошло?
Его предки, основав этот монастырь, сохранили за пожалованными монастырю крестьянами обширные и важные права, а именно, что монастырь на вечные времена должен относиться к ним так же, как к прочим подданным арнбургских властителей, и обещал им (ZT. крестьянам) со своей стороны и со стороны своих потомков должное покровительство.
Но так как ОСНОВАТЕЛИ ЗАКРЫЛИ СВОИ ГЛАЗА, А МОНАСТЫРЬ ПРОДОЛЖАЛ СМОТРЕТЬ, то крестьяне стали терять одно право за другим.
Достопочтенные господа монахи скоро не захотели признавать никаких условий дара и стали обращаться с крестьянами произвольно, как с крепостными монастыря.
ZT. См. и в файле REL48593.TEZ рел и крепостничество.
И вдруг, спустя 157 лет, христианин помещик между бумагами своих предков нашел условия дара, собственноручно написанные основателем монастыря, и на следующий же день официально через рассыльного передал заинтересованным людям охранную грамоту против монастырских притязаний.
ЕСЛИ Б ОН ПРИКАЗАЛ ВЗЯТЬ У ОТЦОВ С АЛТАРЯ ИКОНУ БОГОМАТЕРИ, ЕДВА ЛИ БЫ ОНИ СБЕЖАЛИСЬ СКОРЕЕ, ЧЕМ ТЕПЕРЬ.
Сначала они протестовали и делали вид, будто перерыли все бумаги в своих архивах, и
_КЛЯЛИСЬ ВСЕМИ СВЯТЫМИ_,
что не находили даже следа какого-нибудь прецедента, который бы давал рыцарю такое право.
ОН ДОВЕРЧИВО ПРИНЕС В МОНАСТЫРЬ РУКОПИСЬ ПРЕДКА.
Но отцы как будто бежали от него. Показался один только худой длинный монах, которого он не знал. Рыцарь отдал ему рукопись. Отец прочел ее, отвесил глубокий поклон и, положив на грудь руку, сказал:
"Достопочтенный и милостивый аббат и достопочтенный синод зрело обсудят рукопись".
Но через неделю достопочтенный и милостивый аббат и достопочтенный синод знать ничего не хотели о грамоте.
Рыцарь стоял, как обратившаяся в соляной столб жена Лота, отцы же разбежались от него, крестясь и _моля Бога_, чтоб он ушел из их монастыря.
ZT. Монахи своего (христианского) Бога молят, чтобы Он, - то бишь ихний этот самый христианский Бог, - посодействовал бы их _жульничеству_. Что же: они (христианские монахи) действительно верно и действительно адекватно знают _своего христианского Бога_. Вот доказательство. -
ИСХОД 3:4 и дале. Господь _увидел_, что он [Моисей] идет .., и сказал ему: Моисей! Он [Моисей] сказал: вот я! .. И сказал господь [Иегова]: .. [ДРАНГ НАХ] ЗЕМЛЮ ХОРОШУЮ И ПРОСТРАННУЮ, .. В ЗЕМЛЮ ХАНАНЕЕВ, ХЕТТЕЕВ, АМОРРЕЕВ, ФЕРЕЗЕЕВ, ЕВЕЕВ И ИЕВУСЕЕВ .. И простру _руку_ Мою [ как Ленин с броневичка ], и поражу Египет всеми чудесами Моими .. 3:21-22 .. Когда [ же ] пойдете, то пойдете не с пустыми руками: каждая женщина выпросит у соседки своей и у живущей в доме ее вещей серебряных и вещей золотых, и одежд, и вы нарядите ими и сыновей ваших и дочерей ваших и оберете египтян. 12:35-36 И сделали сыны Израилевы по слову Моисея [ ZT. а Моисей лишь передал слова провокатора Иеговы ], и просили у египтян вещей серебряных и вещей золотых и одежд. Господь же дал милость народу Своему в глазах Египтян; и они давали ему, и обобрал [ таким лохотронным способом ] он Египтян.
ZT. В файле REL-BOY4.NVA М. Богословский. - Чему хорошему могут научить верующих евреев (иудеев) и христиан слова Бога, адресованные евреям: "... И господствовать будешь над многими народами, а они над тобою не будут господствовать" Второзаконие, 15.6). В конспекте Талмуда, так называемом Шулхан Аруте, сказано: "Запрещено обманывать своего ближнего как при купле, так и продаже, но по отношению к акуму (то есть прочим народам. - М. Б) не существует обмана".
ZT. См. и в файле OSTRMN41.PVS Боги Отец и Сын учат жульничеству
Рыцарь стал ходить взад и вперед по зале. В одном углу, в самом темном месте, является ему снова длинный и худой патер. Ему показалось, что он видит привидение в темноте перехода. Монах снова сильно согнулся, снова положил руку на грудь и сказал рыцарю, чтобы он простил, что:
ЕГО ДОСТОПОЧТЕННЫЕ НАЧАЛЬНИКИ РАДИ СПАСЕНИЯ ЕГО ЖЕ (РЫЦАРЯ) ДУШИ НЕ МОГУТ ВОЗВРАТИТЬ ЕМУ НЕЗАКОННУЮ, БЕЗ ПЕЧАТИ, НИЧЕГО НЕ ДОКАЗЫВАЮЩУЮ ГРАМОТУ,
так как она вопреки всякому праву оскорбляет чудотворное и благодатное место монастырское и соблазняет их крестьян к возмутительным и оскорбительным словам и действиям,
и прибавил, что все это падет на его, рыцаря, душу, если он станет подобной фальшивой грамотой по-прежнему возмущать их (монастыря) поданных (то есть крестьян) против их светской и духовной власти.
Патер, проговорив это, исчез в свою нору. И хорошо сделал, - рыцарь бросился за ним, лишь только он исчез, затем остановился, бросился, как бешеный, к лошадям, вскочил на коня и, уезжая, сказал:
"А, ТАК ГРАМОТА МОЕГО ПРАДЕДА - ФАЛЬШИВАЯ! - И ЭТО ГОВОРЯТ ТЕ, КОТОРЫЕ ЕДЯТ ЕГО ХЛЕБ;
ХОРОШО, ЧТО ЭТО _МОЕ_ ВЛАДЕНИЕ;
ПРАДЕД ДАЛ ЕГО БОГУ, А НЕ ПЛ...".
Затем он выехал со своими верными людьми, сравнял с землей монастырь Гиммельгоф, снова взял в свою власть крестьян и землю, а для успокоения своей души установил вечную раздачу милостыни, большую, чем стоимость отобранного, написал епископу о своем поступке и,
так как был в дружбе с императором,
то не был отлучен от церкви.
Усадьба, стоящая на том месте, где стоял монастырь, и теперь еще называется Гиммельгофом, а ближайший к ней большой луг - небесным лугом (Нimmelmatte). На лугу растет прекрасный клевер, двадцать отборных коров обыкновенно пасутся на нем, а теперь только один бык.
Гл.4-25. Не сердитесь на это, добрые монастыри! Не вы одни по временам злоупотребляли своей властью в отношении народа и по временам ПОПРИДЕРЖИВАЛИ ГРАМОТЫ, СТОЯВШИЕ ПОПЕРЕК ДОРОГИ ВАШИМ _ФИНАНСАМ_. САМИ ПОТОМКИ ХРИСТИАНСКОГО РЫЦАРЯ В ТЕЧЕНИЕ ВЕКОВ ДЕЛАЛИ ТАЙНУ ИЗ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ ЭТОГО РЫЦАРЯ ИЗ ИХ ДРЕВНЕЙШЕГО ФАМИЛЬНОГО АКТА, ПОТОМУ ЧТО В НЕМ БЫЛИ ПРОПИСАНЫ ВСЕ ПРАВА И ВОЛЬНОСТИ, КОТОРЫЕ ОН ДАРОВАЛ СВОИМ КРЕСТЬЯНАМ; и они так же мало, как патеры в Гиммельгофе, были правдивы в отношении бедняков-крестьян, и в течение веков им доставляло такое же малое удовольствие, как и тем ( ZT. "святым отцам" ), читать в этой книге жизнеописания об его (давнего предка) простой, добродушной и незамысловатой манере обращения со своими крестьянами, о том, как он избегал всякого спора, а главным образом, как мало он, по его выражению, отрезал от хлеба своих крестьян на свои дворянские издержки и при этом держал свой дом открытым как ни один дворянин по соседству, а тем не менее даже возвысил его над домами тех, которые, не довольствуясь хлебом своих бедняков, еще ели их самих.
Маркизо- Де- Садовские стервы иногда (таки) плачут.
По "Лингард и Гертруда" Песталоцци. -
Часть 4-я, гл.4-2. К Арнеру приехал его дядя, генерал Арнбург, вместе с племянницей Сильвией плюс некая Аглея при ней. Вот эту скверную двоицу семья Арнера страшно не хотела бы видеть в своем доме.
Гл.4-4. Сильвия с Аглеей никого и ничего так не боялись, как взгляда и сдержанности лейтенанта. Поэтому они и старались при первой возможности выжить его из дома Арнера. Когда они узнали, что лейтенант стрижет мальчикам в школе волосы и ногти, они схватились за это: демонстративно за обеденным столом на основании брезгливости шарахаются от Глюфи. Глюфи сейчас же вышел. Арнер тоже встал из-за стола чтобы проводить лейтенанта и извиниться перед ним за хамство его родственницы. Сын Арнера Карл: "Это несправедливо. Все ведь знают, какой беспорядок в комнате у девушек и как у них по всем углам валяются всякие волосы, гребни и т.п.; пусть пойдут в комнату лейтенанта и посмотрят, найдут ли там ч/н подобное?".
Сильвия взяла себе за занятие обращать внимание дрожащего над своим дворянским титулом генерала Арнбурга на тысячу обстоятельств в доме Арнера, задевающих дворянскую гордость. Скоро генерал не мог выносить, если Арнер произносил хоть одно слово о школе и реформах в деревне : "Ты мучаешь себя такими вещами, которые до тебя не касаются, и обременяешь себя такими людьми, которые тебе чести не принесут ..." (с.269-71, гл.4-4).
Гл.4-6. Егерь Сильвии знал лейтенанта и, заметив, как она к нему относится, давно уже рассказал ей, что лейтенант - ни более, как прихлебатель, который уже много лет нищенствовал в этой округе по замкам и из-за куска хлеба обмежевывал землю у богатых и бедных помещиков. Но, де, уличенный при этом и все-таки надменный, он был настолько презираем за это, что замковая прислуга повсюду вооружала против него крестьян и другой народ, так что те кричали ему из-за изгородей: "Глюфи, хочешь денег?" и "Глюфи, есть деньги?".
Этого егеря Сильвия позвала к себе в комнату и сказала ему, чтобы он распространил среди боннальских крестьян рассказ об "Глюфи, хочешь денег?" и вшах на лейтенанте, а также, - хотя бы это стоило много вина, - попытался бы выведать все, что говорят жители этой местности о трех господах-реформаторах и об введенном ими "прекрасном порядке".
И егерь мастерски это сделал. На следующий же день все дети в Боннале знали наизусть историю о "Глюфи, хочешь денег?" и вранье насчет насекомых. Он же (услужливый интриган-егерь) принес Сильвии с луга известие, что всему виной жена нищего каменщика, - она дала мысль лейтенанту о новом школьном порядке и о возможности прясть и учиться в одно и то же время ( ZT . ахинейская идея Песталоцци).
Правда, дети теперь лучше учатся, но они стали скупы (ZT. так толковалась прививаемая им экономность) и горды, презирают родителей и думают, что никто ничего не знает лучше их.
И затем, правда, помещик сменил старосту-плута, но вместо него поставил другого - дурака, и в сущности деревня не стала лучше: дело идет при дураках хуже, чем при плутах, и теперь тайком делается то, что прежде делалось открыто.
Кроме того: пастор ни во что не ставит богослужение, проповедует, когда захочет, а когда не захочет, то и не проповедует. О дьяволе больше ни слова, а относительно привидений они доходят до такой степени дерзости, что не обращают на них никакого внимания, хотя полдеревни может из-за этого стать несчастной.
Когда ребятишки поймают птицу, и то не так радуются, как радовалась Сильвия, когда егерь приносил ей подобные вести. "Это товар для Гелидора" (министр герцога) (с.275-6, гл.4-6).
Гл.4-10. Письмо Пастора Арнеру о клеветах на лейтенанта. - Благородный, дорогой помещик-отец! Все обрушилось на бедного человека, которого вы прислали ко мне; они (две интриганки) преследуют его в нашем доме так же, как за вашим столом. Их егерь ежедневно приходит на нашу дорогу и распространяет такие вещи, которые должны бы были смертельно обидеть его, если бы только ч/н могло его обидеть. Егерь всем рассказывает о Глюфи, что он бродяга, и выгнан из всех замков, и что ему всюду из-за всех изгородей кричали "Глюфи, хочешь денег?" и т.п. злые слова. Это может быть опасно для нашего порядка и может вам сильно повредить. Много есть еще людей в деревне, и между ними самые влиятельные, которые только того и ждут, чтобы выискать к/л помехи для нашего порядка...
Насчет самого лейтенанта. Я прежде думал, что знаю его, но оказывается, что далеко не знаю. Надо было думать, что его школа для него все, а она для него ничто. Я знаю, что когда школа окончательно будет им устроена, он швырнет ее, как мячик, который он бросает единственно для того, чтобы показать, как легко он им играет. Направление его ума выражается в том, что он при каждом слове, при каждом поступке имеет в виду не менее, как потребности ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА, - это не дает ему покоя ни днем, ни ночью, и я уверен, что он должен иметь великие цели.
Я однажды слышал, как он, предполагая, что он один в своем углу, рассуждая сам с собой, произнес буквально следующее: "Я покажу им, что такое я!". Его самомнение безгранично. Он ненавидит нить, связывающую его с человеческим родом, и в сущности ни один князь не бывает настолько горд, как он. Один раз он сказал, что если один из 10000 стоит особняком, то 9999 совсем не замечают, что он не жрет с ними сена. При всем том он добр, как дитя.
Как ему было больно, что Гертруда из-за него наказала в школе свою Лизели. Болтушка сказала в дверях школы мальчику, которому лейтенант в последний раз остриг волосы: "Эй, ты! это, наверное, из-за твоих зверьков помещик должен был отослать лейтенанта из замка!". Гертруда сама привела ее в школу, принесла розгу и так наказала Лизу, как невозможно было ожидать от Гертруды, и как, наверно, не сделала бы ни одна женщина в деревне. Я должен был взять лейтенанта с собой в пасторский дом под каким-то предлогом, иначе он этого не допустил бы (с.283-5, гл.4-10).
Гл.4-14. [Товарищ Н.К. Крупская = Зоя (по "Пед поэме" Макаренко) в "Лингард и Гертруде" Песталоцци, стерва] Сильвия прочла чужое письмо и из этого письма узнала о порке, данной Гертрудой своему ребенку. "Вот так женщина", подумала она про себя, "чистый черт!". С радостью философа, предполагающего, что он открыл новую истину, она говорила теперь себе: "Вот какова теперь образцовая женщина, которой хотят подражать другие!". "А теперь за малым дело, две-три такие истории, и я буду в состоянии делать с ними, что только мне хочется, и осрамить их, сколько только им требуется. Во что бы то ни стало я должна видеть этого ребенка!" (с.295-6).
[Н.К. Крупская интуитивно предчувствовала будущий приход к власти своего мужа и .. пред-приготовляла себя к тому, чтобы после прихода мужа к власти ей (Крупской) заняться в переустройстве общества педагогической сферой. И вот до 1917 года Крупская лет примерно 10 усиленно читала тьму текстов по истории педагогики и психологии, копила в этом эрудицию, думая что эта вот эрудиция вооружит ее (Крупскую) для будущей глобально-педагогической деятельности. Но ей (Крупской) это пошло только во вред: она с головы до пят лишь обросла - как тиной - вековыми педагогическими предрассудками. И точно также в педагогических вузах во вред студентам идет изучение истории педагогики и психологии: они (студенты) лишь обрастают - как тиной - вековыми педагогическими предрассудками].
Гл.4-16. И вот Сильвия идет в деревню и находит там самую яростную противницу реформ - Шпекмольхшу. Доильщицы до последней капли выдаивают скот в своем хлеву; так и Сильвия до капли выжимала из женщины все, что та знала против нового порядка. - А многие в деревне думают об этом также? - Боже мой!, конечно да! Правда, не каждая выскажет вам это так прямо, как я, но и десятой доли нет довольных изменениями в деревне; больше всего довольны оборванцы, которым их дети приносят денег больше прежнего; если бы не это, то я готова думать, что вы не нашли бы ни одного человека во всей деревне, который не сказал бы, какие упущения делают дети в законе божьем, и как обращают их внимание исключительно на земное.
Сильвия сказала ей на это, что если дело так поставлено, то им (крестьянам) не следует посылать детей в школу, и спросила Шпекмольхшу, может ли она посодействовать, чтобы хоть несколько человек сделали так, причем дала ей позволение действовать от ее имени и говорить, что и она находит такой порядок безбожным. "Если это возможно", сказала Мольхша, "то к завтрашнему вечеру я без труда буду иметь на своей стороне с полдюжины крестьян, которые не станут больше посылать детей в школу к этому парикмахерскому подмастерью" (они вместе посмеялись над рассказами о Глюфи - парикмахер и "Глюфи, хочешь денег?").
Сильвия. Да, кстати! знаешь ли ты каменщикову Лизели? - Конечно. - Сильвия. Безбожная женщина самым бессовестным образом избила ребенка в школе. - Вам и это известно? - Известно. Ты не поверишь, как мне жаль девочку; скажи ей, чтобы она непременно побывала у меня в замке, я кое что подарю ей, что её порадует, потому что она невинно пострадала. Шпекмольхша и это обещала устроить (с.299-301, гл.4-16).
Гл.4-21. Шпекмольхша. Едва придя домой, она пробралась к дому каменщика и дождалась Лизели. Шпекмольхша сказала ей, как барышня в замке жалеет её, что её так побили, и что она сделает ей хороший подарок, если она придет к ней. И сожаление, и обещание подарка понравилось ребенку, но так как [товарищ Зоя = Крупская = ленинградец Алексей Анохин] Мольхша продолжала проповедовать и пространно объяснять Лизе, как безбожно и не по-христиански мать поступила с ней, ребенок чутьем понял, что дело не ладно; и как раз в то время, когда Мольхша полагала, что она всё устроила, Лиза сделала презрительную гримасу и сказала: "БАРЫШНЯ В ЗАМКЕ ПРИНИМАЕТ МЕНЯ ЗА ДУРУ! Я ЛЮБЛЮ СВОЮ МАТЬ; ЕСЛИ БЫ Я ДЕРЖАЛА СВОЙ ЯЗЫК НА ПРИВЯЗИ, НИЧЕГО ОНА БЫ МНЕ НЕ СДЕЛАЛА". С этими словами она побежала домой, а Мольхша увидала, что дело кончено, и должна была отправиться восвояси.
Ни черта не получилось у нее и с не хождением детей в школу: дети подняли такой крик! Даже собственный ее муж не захотел не пускать своих детей в школу: "Замковая барышня есть барышня в замке, а ты ослиха в деревне" (с.311-12, гл.4-21).
--
Гл.4-7. Аристократу генералу, науськанному аристократической стервой Сильвией, не нравилось, что в замок к Арнеру приходят простые крестьяне,
и когда к дверям замка подошел крестьянин Михель с письмом от пастора, генерал крикнул ему, чтобы он убирался.
Но он не уходит, потому что надо отдать Арнеру письмо.
"Видите", сказала Сильвия, "каждый крестьянин знает, что значат ваши приказания".
Пьяный генерал крикнул егерю, чтобы тот собаками прогнал негодяя, и, тут же обо всем забыв, пошел в комнату играть.
Егерь тоже оставил бы и собаку, и человека, но Сильвия сделала ему знак, чтобы он спустил собак (с.277-8).
Гл.4-12. Генерал беседует об инциденте со слугой Клаусом. Он спросил Клауса, как все вышло? Тот прямо отвечал ему, что во всем виновата Сильвия; что сам генерал уже ушел с террасы прежде чем егерь вышел за ворота; что наверное ничего бы не случилось, если бы Сильвия не сделала знака егерю, чтобы он шел спускать собак; а что она это сделала, видели очень многие из прислуги, - и из посторонней, и из здешней.
Так многие знают, что она виновата? Что же они об этом говорили? - Ваша милость сами можете представить, что говорят об этом простые люди, думающие при этом, что другой или другая из вашего сословия может сделать тоже самое и с ними. Видит Бог, они говорили, что это безбожно и что поделом будет, если она (Сильвия) еще в здешней жизни получит себе воздаяние. О подобных вещах, ваша милость, простой люд иначе не говорит! - Слава Богу, что парень-то жив. - Заставьте, ваша милость, и барышню сказать то же самое. Ее жизнь была бы в опасности, если бы он умер. - Ты думаешь? - Уверен. Здешние крестьяне не так легко относятся к тому, когда кого-нибудь из них травят до смерти. - А крестьяне уже знают об этом? - Они на всем замковом поле побросали плуги и дюжинами сбежались, когда сказали, что Михель умер и лежит на выгоне. - Но теперь ведь ей никто ничего не сделает, - ведь он не умер? - Ручаться не стану, но я бы ей не советовал одной далеко отходить от замка. К ней вообще и до этого случая никто не был расположен. Она никому не скажет ни здравствуй, ни прощай, никому не скажет доброго слова. - Ну, это ничего не значит. Приветствия и пожелания есть просто привычка; у одного она есть, у другого нет. - Нет, ваша милость, простые люди не хуже других могут понять разницу, делают ли господа ч/н по привычке или с дурным умыслом и с намерением оскорбить.
Генерал хотел дать Клаусу на чай, но тот в этот раз отказался. - Но для того человека, которого укусила моя собака, ты должен ч/н взять; купи для него завтра хлеба, мяса и вина, и скажи ему, что я не забуду его до выздоровления и что мне так жаль, что это случилось, - что он должен простить меня.
Клаус сказал, что он знает этого человека и убежден, что эти слова подействуют на его раны лучше всякого целебного пластыря (с.288-92, гл.4-12).
Гл.4-17. Сильвия идет поздним вечером одна из деревни (после ее переговоров с Шпекмольхшей) обратно в замок. В это время по опушке леса недалеко от нее шел мясник. Шел он из трактира, где за всеми столами крестьяне только о Сильвии и говорили. Всюду слышалось одно и то же: "Такое животное следовало бы научить знать Бога!". И все говорили, что было бы справедливым воздаянием, если бы первый встретивший ее - натравил на нее собак, чтобы и она научилась признавать людей людьми. Даже старики ничего не возражали против этого, они скорее говорили, что происшествие с Михелем дело не слыханное и на памяти людей не бывшее. Даже самые дурные и необузданные помещики с 1700 г. больше не осмеливались травить крестьян собаками, КАК, ПО СЛУХАМ, БЫЛО В СТАРИНУ. Этими словами старики подзадоривали молодежь. Они (старики) даже громко говорили, что было бы несправедливо, если бы опять началось старое.
И вот мясник видит Сильвию, узнает ее: мала, худа, одета не как другие, вся в зубчиках и завитушках, так ее описывали, такой она и была, - да, это она.
Кровь закипела у мясника, он оглянулся - все мертво, как ночью. И собака мясника при нем. "Следует ли?, следует ли?", - говорил мясник; сердце его билось (ZT. а у нее тогда не билось ..), он был бледен. "Хочу!" сказал он. "Такую начальство не накажет. Хочу!". И произнеся это, он сквозь ельник указал на нее пальцем собаке и натравил ее.
Собака была надежная - она понимала знаки - и по знаку мясника она не касалась Сильвии пастью, а только наступала на нее лапами, прыгала вокруг нее, потом опять на нее, и при этом громко лаяла. Вот и всё.
Конечно, это немало.
Пояс у Сильвии разорвался от собачьих когтей, ленты валялись на земле и широкое верхнее платье разорвано сверху донизу в следствии прыжков собаки.
"Две минуты", сказал мясник, "должна она у меня пострадать". Взял в руки часы, и, когда 2 минуты прошли, он свистнул собаке.
Ее (Сильвии) крик раздавался до небес.
Нет, так далеко он не поднимался, но внизу на земле он далеко был слышен в окружности.
Егерь, посланный за нею генералом когда стало темнеть, издали слышал крик, но долго думал, что это крестьянский крик, и не ускорил шагов.
Ему нельзя это ставить в вину, он не мог думать, что так ревет его барышня... (с.302-3, гл.4-17).
Гл.4-19. В доме никто не думал, что правда то, что утверждала Сильвия, что собака была бешенной и укусила ее. Клаус даже говорил генералу, что наверное собака была натравлена. Иные говорили: если бы пасторы как следует взялись за дело, то мог явиться такой благоприятный момент, что человек, совершивший такой проступок, вспотел бы на своем стуле и не мог бы выйти из церкви незамеченным. Предлагали заключение подозрительных в тюрьму, назначение награды, рассылку шпионов. Кто же думал об этом серьезно, говорил, что этими всеми путями вообще не многого можно добиться. Если люди не сочувствуют потерпевшей и говорят д/д на ухо, что поделом ей, то все будут стараться скрыть преступника. 20-30 человек будет знать, кто, и все-таки начальству будет невозможно открыть преступника. Молодые парни бывают очень довольны в подобных случаях, и все считают для себя честью помогать сокрытию преступления (с.307-8, гл.4-19).
Гл.4-20. На следующий день Сильвия уже перестала кричать: "я укушена, я укушена". Припомнила, что слышала в лесу свист. Она потребовала от генерала засадить чуть не полдеревни, - по крайней мере всех, имевших собак и умевших свистеть, а также ее врагов, например, школьного учителя. "Так вы не хотите засадить для меня ни одного человека?" -"Зря - ни кошки", отвечал генерал. Теперь она стала плакать, как ребенок, говоря, что ее заставляют платиться за ее бедность и отказывают даже в правосудии. От гордости она перешла теперь к постоянному унынию, так, что казалась совершенно иным человеком, нежели прежде. Она повесила голову, как грешница, и чувствовала, как кающаяся, что она ничто в мире, что она не может повредить даже презираемому Арнеру, о чем она прежде думала.
СОБАКА МЯСНИКА, - МЫ ТЕБЕ ЭТИМ ОБЯЗАНЫ!
Никто в свете еще не заводил ее так далеко по пути самопознания.
ДА НАГРАДИТ ТЕБЯ ЗА ЭТО ТВОЙ ГОСПОДИН ТЕЛЯЧЬЕЙ ТРЕБУХОЙ И ОВЕЧЬИМИ НОЖКАМИ! (с.308-9, гл.4-20).
Гл.4-22. Арнер болен, на краю смерти. Генерал похудел от сострадания к Арнеру. Между тем Сильвия бродила по лесу как тень, и вздыхала, так что это было слышно издали. Ела и пила однако самое питательное, и как ни низко опускала голову, тем не менее всегда жевала ч/н. Но и теперь она не считала себя неправой, и думала, что Арнер своей судьбой, о которой она жалела менее, чем о блохе, обязан своим глупостям.
Прислуга в доме была так возмущена против Сильвии, что многие при встрече с нею не сознавали, что делали. Кухарка при виде ее обыкновенно бросала на пол все, что держала в руках. Достаточно было бы одного знака, и они бы сбросили ее со стены, а егеря разорвали бы в клочки. Они бесновались из-за болезни Арнера, или скорее из-за ее причин (козней Сильвии и ее поганого егеря). Ухаживающий за птицами бросил Турку (собаке, потравившей крестьянина) мышьяку и сказал: "И ты не должен больше жить, и ты виноват". И когда Турку лежал у конуры уже издохший, коровий пастух ткнул вилами в эту падаль со словами: "Если бы я смел ткнуть вилами в настоящую падаль, я бы не так еще ткнул" (с.213-14, гл.22).
--
Елиз. Ник. Водовозова. История одного детства. Петрозаводск 1963
.. Матушка входила в каждую избу. Она расспрашивала хозяина, есть ли у него лошадь или корова, узнавала, много ли дней он работает на барина и какие повинности уплачивает, как и за что был наказан, велела подать ей хлеба и приварок, пробовала то и другое, осматривала детей, заходила в хлев и другие пристройки, если они были, и все свои наблюдения тут же заносила в записную книжку. Весь день ушел у нас на осмотр изб бухоновских крестьян.
Когда матушка вернулась, домой, она сразу села за письмо к брату.
Много лет спустя среди различных деловых бумаг моей матушки я нашла и черновик этого послания. Вот что писала в нем матушка своему брату:
“Драгоценный и всею душой почитаемый братец Иван Степанович! Испытав на себе всю братскую доброту Вашего нежного сердца и Вашу заботу обо мне и моей дочке Саше, я решаюсь написать Вам обо всем, что делается в Вашем поместье Бухонове.
Поверьте, братец, честному слову Вашей сестры, что не из бабьего любопытства, не по женской привычке совать свой нос в чужие дела решилась я поехать в Ваше имение и своими глазами посмотреть, оправдаются ли жалобы Ваших подданных на их управителя.
К сему неприятному действию меня побудили долг совести и желание моего покойного мужа - Вашего друга - сколь возможно блюсти интересы крепостных... От себя еще прибавлю, что собственный наш помещичий интерес должен нас заставлять это делать... Жалобы на мучительства, причиняемые крестьянам их управителем, поступали ко мне уже более года. Однако выступить перед Вами их заступницей я решилась только после самоличного строгого расследования этих жалоб. И вот, братец, считаю долгом отписать Вам обо всем, что видели мои глаза и слышали мои уши.
Все Ваши крестьяне совершенно разорены, изнурены, вконец замучены и искалечены Вашим управителем-немцем, прозванным у нас “Карлою”. “Карла” этот есть лютый зверь. мучитель столь жестокий, что если б ненароком по пашей захолустной местности проехал знаменитый сочинитель, чего, конечно, не может случиться, он бы на страницах своего творения описал “Карлу” как изверга человеческого рода. Извольте сами рассудить, бесценный братец: в наших местах “барщина” состоит в том, что крестьянин работает на барина три и не более четырех дней в неделю. У “Карлы” же барщину отбывают шесть дней, с утра до вечера, а на обработку крестьянской земли он дает Вашим подданным только ночи и праздники. Ночью и рабочий скот отдыхает, так может ли человек работать без отдыха? В одни же праздники, если б даже никогда не мешали дожди, крестьянин не мог бы управиться со своим участком. А потому и произошло то, что гораздо более половины Ваших крестьян оставляют землю не обработанной.
Как хозяйка уже с некоторым опытом, могу сказать Вам, что Вы теряете от этого всю выгоду, которую можете получить от своей земли, и оная обратится в настоящий пустырь, на котором будут расти только сорные травы. Сие происходит оттого, что немец свел на нет хозяйство крестьян: во дворах и хлевах Ваших подданных хоть шаром покати - ни коровенки, ни лошаденки, ни курчонка, ни поросенка, ни овцы. Нет домашних животных-нет и навоза, а без оного земля нашей местности не может родить ни хлеба, ни даже подстилки для скотины. Как ни убога наша местность, но нигде крестьяне не выглядят такими жалкими, заморенными, слабосильными, как в деревнях, принадлежащих Вам, милый братец. Должна сказать по совести, что и у меня крестьяне не богатеи и едят хлеб с мякиной, но я ведь только год с небольшим как взяла хозяйство в свои руки и всеми силами стараюсь устроить их получше. Это имеет большое значение для нашего же помещичьего расчета: если требовать, чтобы лошадь скорее бежала, чтобы корова давала хороший удой, скотину необходимо кормить, так и человека: может ли он работать, когда голодает и ест хуже пса? Ваши крестьяне почти круглый год пекут хлеб из мякины, иногда подмешивая в нее даже древесную кору и только горсточку, другую подбрасывая в тесто гороховой или ржаной муки. В избе нет ни куска сала, ни солонины, ни молока - нечего в варево бросить. Дети крестьян - настоящие страшила: с гнойными глазами, с облезлыми волосами, с кривыми ногами; кто из них и на печи кричит, потому что “брюхо дюже дерет”, как сказывают их родители; мор детей ужасающий. Того из ребят, который может передвигать ногами, родители посылают “в кусочки”, то есть милостыню собирать. Нищенствуют и взрослые.
Когда “Карла” встретит кого с сумой, он нещадно бьет его плетью и палкой, но это не помогает, и люди выходят па дорогу, ибо дома нечего есть. “Карла” бьет не только за нищенство - бьет он смертным боем и мучительно истязает Ваших подданных, ежели работник запоздает на работу, либо покажется “Карле”, что он работает медленно, а, боже сохрани, ежели крестьянин пожалуется на свою хвору, а хуже того - на свои недостатки. На такого налагается бесчеловечная расправа плетью, а в придачу удары толстой палкой. Сзади “Карлы” всюду, как его тень, ходит горбун Митрошка. Куда идет “Карла”, туда и горбун тащится с плетью через плечо, а у самого-то '“Карлы” в руках всегда дубинка с медным набалдашником. Чуть кто провинится, - будь то на жнитве, либо на косовице, - “Карла” махнет рукой, а уж Митрошка знает, что делать: сейчас срывает с провинившегося одежду догола, валит на землю, садится на него, а “Карла” непременно сам начинает полосовать его плетью. Так он наказывает и женщин и мужчин. Несколько месяцев тому назад двух женщин запорол насмерть: одна умерла через два дня, а другая - через неделю. Было и следствие, - отвертелся большими взятками. Крючкотворы судейские да полицейские оправдали его на таком основании, что обе бабы умерли не от его немецкой лютости и не во время порки, а оттого что были хворые. Немец учиняет над Вашими крепостными и более мерзкие истязания, о которых я, как женщина, не решаюсь и писать Вам, дорогой братец...
Сколько работников Вы, братец, лишились из-за “Карлы”! Одни в бегах, другие утопились и повесились, третьи вечными калеками сделались, остальные с виду жалки, слабосильны и едва ли могут хорошо исполнять настоящую крестьянскую работу, а те, что подрастают, еще хуже. Я каждый день жду, что крестьяне что-нибудь учинят над своим лиходеем. Ведь на каторге им, почитай, легче будет жить, чем у немца.
Дорогой братец, - кончала свое письмо матушка, - зная Ваше благородное сердце, я надеюсь, Вы не оставите без возмездия злодеянии “Карлы” и положите конец его управлению, вредному для Ваших интересов. Я могу доказать, что он обесценил и разорил Ваше достояние, и даже решаюсь сказать - обесчестил наше родительское гнездо”.
Мой дядюшка Иван Степанович Гонецкий всегда думал, что россказни об истязании крестьян помещиками были не что иное, как выдумки и фантазии досужих голов. Поэтому письмо матушки - его родной сестры, которой он безусловно верил, - произвело на него огромное впечатление. Но больше всего его испугало, что управляющий бросил грязную тень на его имя. Он укорял свою сестру, что она раньше не рассказала ему о безобразиях его управляющего, и умолял взять имение в свои руки. Кроме того, он написал немцу о том, чтобы тот немедленно убирался из его имения, и становому, чтобы тот постарался как можно скорее выгна “Карлу” из Бухонова.
Вскоре после посещения матушкой Бухонова до нас дошел слух, что “Карла” внезапно куда-то уехал. Очевидно немец удрал за границу. Так, по крайней мере, думал становой, который незадолго до этого говорил с ним.
Итак, у матушки появилась новая забота - управлени имением брата. Она назначила в Бухоново особого старосту. Он должен был каждую неделю приезжать к ней и давать отчет о делах хозяйства. Но и сама она то и дело отправлялась туда. Теперь она стала еще больше занята, еще меньше обращала внимания на родных детей и на то, что делалось у нас в доме.
О своих распоряжениях матушка сразу сообщила дяде. Она написала, что в продолжение нескольких лет не будет посылать ему с имения никаких доходов, а деньги, оставшиеся с продажи зерна, употребит на улучшение хозяйства.
Дядя не ошибся, поручив свои дела матушке. Благодаря тому, что он вполне подчинился ее требованиям, она хотя и не очень скоро, но в конце концов довела имение брата до весьма порядочного состояния.
ДЕВИЦЫ ТОНЧЕВЫ
.. Недалеко от нашего поместья находилась усадьба, принадлежавшая трем сестрам, девицам Тончевым.
Младшей из них было уже под сорок лет, а старшей - за пятьдесят. Все три сестры жили вместе, обожали друг друга и называли себя нежными уменьшительными именами. Старшая - Эмилия - звалась Милочкой, вторая - Конкордия - Дией, а третья - Евлампия - Лялечкой. Эти имена мало подходили к их виду и грубым манерам. Среди соседей-помещиков за всеми тремя установилось одно прозвище: “стервы-душечки”.
Если бы на Милочку (то есть на старшую) надели солдатский мундир и шапку, никто не заподозрил бы, что это переряженная женщина: такая она была высокая, жилистая и сухопарая, с. длинными руками, огромными ногами и громким мужским голосом. При этом она ходила с палкою в руке и с большой собакой, которая по ее приказанию бросалась на каждого, рвала одежду и жестоко кусала.
Вторая сестра напоминала собой куклу, сделанную из ваты и тряпок: такой она была пухлой, рыхлой, с расплывчатыми чертами лица. Лоб, нос и щеки ее имели неестественно красный цвет - точно со всего лица была сорвана кожа.
В то время как Милочка разговаривала резко, грубо и отрывочно, Дия выражалась в приторно-сладком тоне, жеманясь и закрывая глаза; голос у нее был скрипучий, как неподмазанное колесо.
Третья девица -Ляля была несколько лучше своих старших сестер. Однако манерами и поведением она едва ли не была самой смешной. Несмотря на свои сорок лет, Ляля продолжала наивничать: при виде каждого мужчины стреляла глазками, разыгрывала из себя молоденькую козочку, которая все еще хочет прыгать, шалить, забавляться.
В семье своей она была любимицей. Сестры считали ее красавицей, наряжали ее, баловали и не теряли надежды на ее замужество. Вечно занятые Лялиным приданым, они мучили своих крепостных, заставляя их дни и ночи проводить за пяльцами и ткацким станком. У крестьян, принадлежавших девицам Тончевым, была не только более тяжелая барщина, чем у других помещиков, но когда у Милочки сено не было убрано, а выпадала хорошая погода, она и в “крестьянские дни” заставляла крестьян убирать помещичий луг или поле. Кроме барщины, бабы несли еще тяжелые повинности зимой и летом. Каждая из них на приданое Ляли должна была приготовить определенное количество полотна и напрясть ниток из льна и шерсти, вышить русским швом несколько полотенец и простынь, а летом доставить хозяйкам изрядно ягод и грибов, свежих и сухих - одним словом, крестьяне так были заняты круглый год, что у них не оставалось больше времени для собственного хозяйства. При всем этом не выпадало у них дня без побоев и наказаний. За самую маленькую провинность староста в присутствии двух старших сестер сек до полусмерти провинившихся крестьян. Сами же сестры так часто били по щекам своих горничных .. , что те постоянно ходили со вспухшими лицами.
Не раз обращались крестьяне к своей госпоже, говоря, что они не только разорены, но и завшивели, так как бабы не имеют времени ни приготовить холста на рубаху, ни помыть ее. Но Милочку нельзя было разжалобить.
Убедившись в этом, крестьяне стали пропадать в “бегах”, а иногда выказывали непослушание сестрам.
Так однажды они наотрез отказались выйти на. барскую работу не в “барщинный день”. Хотя за этот бунт против помещицы всем пришлось понести суровую кару, но это не остановило крестьян. Вскоре с сестрами произошел такой случай.
Как-то раннею осенью все три сестры возвращались домой с именин часов в двенадцать ночи. Они ехали в тарантасе с кучером на козлах. Было очень темно, а им приходилось версты четыре сделать лесом. Когда они проехали с версту, их вдруг окружила толпа людей. Одни схватили под уздцы лошадей и стянули кучера с козел, другие вытащили из экипажа полуживых от страха сестер. Кучера и Лялю связали, заткнули им тряпками рты и оттащили в сторону. Милочку же и Дию сильно выпороли.
Узнать нападавших не было никакой возможности: на головах у них были надеты мешки с дырками для глаз, а во рту за щеками были наложены орехи или горох, так что несколько слов, сказанных во время расправы, никого не выдали.
Затем нападавшие скрылись в лесу.
Ошеломленные девицы не могли даже кричать. Наконец младшей как-то удалось избавиться от повязки, стягивавшей ее рот, и она начала звать на помощь. Долго ее крики оставались без ответа. Но вот один помещик, возвращавшийся с тех же имении, на которых были и сестры, услышал крик и поспешил на- помощь. Только благодаря ему сестрам не пришлось заночевать в лесу.
Хотя сестры, пылая ненавистью и жаждой мщения, известили о случившемся местное начальство и обратились даже к самому губернатору, дело “о злонамеренном нападении на сестер Тончевых и о жестоком избиении двух старших на них” не привело ни к каким результатам.
Участники нападения не были обнаружены.
Не прошло и нескольких месяцев после этого случая, как у сестер сожгли новый, только что отстроенный дом. Девицы Тончевы уже собирались переезжать в новое помещение, когда получили известие о пожаре. На этот раз улики были налицо: виновник поджога, как доказало следствие, бежал в ту же ночь и не был разыскан.
Как эти несчастия, так и побеги крестьян заставили сестер в конце концов волей-неволей несколько ограничить свое самодурство и притеснения своих подданных. Но уже одно то, что они вынуждены были идти на уступки, доводило их до чудовищной ненависти к крепостным. Однако теперь к этому чувству примешивался и страх. В глубине души ни Тончевы, ни другие помещики уже не чувствовали себя спокойно: очевидно, урок, данный крестьянами, пошел впрок.
См. и http://zt1.narod.ru/doc/demoral-u-De-Sada-i-prochee.doc Де-мораль (аморализм) у Де Сада (1740-1814) и прочее. Мощная ZT-книга о морали и цивилизации.