религиозные и "научные" обоснования кривой козы
ZT. Кукушка неукоснительной житейской необходимости а) и неизбежно, б) и обязательно, в) и всегда - перекукует любые религиозные догматы. То бишь: неукоснительные житейские и социальные необходимости талмудистскими, и христианскими, и исламскими догматами и на хромой козе не объедешь. То бишь: в спектре социальных вопросов мы исторически бесконечно видели и видим, как клерикальным "теоретикам" ни черта другого и не остается, как две тысячи (или более) лет подряд демагогически и ханжески юлить, чтобы, к примеру, "доказать", что, де, убийства или войны, с позиции, де, "учения христианства" - "вещи" вполне допустимые, и только лишь узкий догматик Лев Николаевич Толстой с этим не примирялся. И вот сочиняются, например, такие статьи. - Светлов П. К вопросу о законности войны с христианской точки зрения // Правосл. обозр. 1890 сент. окт. (не смотрел). Реальность же такая: подготовка к войнам и ведение войн время от времени суть конкретно-историческая и, повторяю, неукоснительная необходимость, а значит нужно измудриться демагогически оправдать войны "с христианской точки зрения". И так - со всем спектром острых социальных неизбежностей и неукоснительностей, коих, повторяю, и на кривой козе не объедешь. Но ежели в конце-то концов всё а) и в итоге, б) всегда, в) и неизбежно определит здравый смысл, то на кой чёрт нам указанного вот рода двухтысячелетние (или более) лукавства и софистическо-демагогические, - надстроечные над здравым смыслом, - натужные построения, бумагомарания и словоизвержения ? А.С. Макаренко прекрасно вышеуказанное понимал. Но он (А.С.М.) распространял такое отношение и на "научные" педагогику и педологию. В педагогике тоже всё должно определяться здравым смыслом. Например, почему задача коммунистического воспитания, если коммунизм ещё не на дворе? Почему задача социалистического воспитания, если тот социализм что на дворе ещё очень и очень туманен и не зрел? И т.д.

умничать не надоело?
Ник. Алс. Некрасов в 1856 г. - Самодовольных болтунов, охотников до споров модных / Где много благородных слов, а дел не видно благородных, / Ты [Белинский Виссарион Григорьевич, 1811-1848] откровенно презирал...
В обиходе всюду встречается вовсе не реально и не прозаически действительно умные разговоры, а: упоенно- водянисто- многословно-
пустопорожние,
да, но упоенно любующиеся собою мелкотравчатые УМНИЧАНЬЯ.
Да, напыщенно-въедливые и упоенно любующиеся собой умничанья.
Или вот: дискуссия по педагогической теме на ТВ. Участники: кандидаты и доктора наук и клерикалы разных конфессий в их торжественных облачениях. Степени и облачения "придают весомость" (реноме), но реально и на деле все высказывания этих господ - на уровне случайных уличных прохожих, так что все эти случайные уличные прохожие истинно могут утверждать, что в области суждения о вопросах воспитания - и доценты с кандидатами, и клерикалы любых религий - "такие же как и не мы"...
В отличие от массы А.С. Макаренко умел не ловиться на приманку респектабельного и упоённого
само-умничанья,
умел не очаровываться этим-таковым, а наоборот: А.С. Макаренко глубоко презирал и даже ненавидел таковое-этакое.
Одни реально дело делают, а другие в это же время упоенно льют разливанные воды словесного умничанья.
Переписка А.С. Макаренко с женой, т.1 М.1994. Макаренко жене 20-21.05.1928 .. Сколько узости, глупости, дешевого эгоизма вносит .. интеллигенция .. в жизнь. А сколько лени, болтовни .. (с.81). Т.2 М.1995 11-12.11.1929 .. Ничего мещанистее .. интеллигенции нет на свете .. Если мне когда-нибудь хотелось быть большевиком, то только тогда, когда у меня особенно развивалась ненависть к интеллигенции .. (с.31).

ZT. Начнешь стандарт-верующему православному (был бы поляком – был бы католиком, был бы арабом – был бы мусульманином) .. Начнешь такому указывать на анахронизм религиозного, и жди стандартного: "А вот академик Павлов...". Укажешь ему на Деяния гл. 5 : убийство двух из-за денег, и жди стандартного: "Всё не так просто".

Не выносят простого подхода, ибо подходы простые, подходы без кафедральных важничающих мудрствований – убийственны для религиозного.

См. и http://zt1.narod.ru/doc/From-ZT-to-Tatyana.doc.

Атеизм "научный", раз- надуто- "научный", в отношении полевого, "фронтового" атеизма - таков же, как в отношении практической полевой, "фронтовой" педагогики первой трети 20-го века была раз- надуто- "научная" педология.
30.01.2010 СПб 2-я Советская 27, офис КПРФ. Семинар "Коммунизм и христианство". Вёл семинар Комаров Виктор Дмитриевич, профессор кафедры философии и политологии Государственной морской академии им. адмирала С. О. Макарова, доктор философских наук, действительный член Академии гуманитарных наук (С.-Петербург) и Российской экологической академии, член бюро Санкт-Петербургской организации "Духовное наследие".
В комнате ещё несколько профессоров, или что-то вроде того, по, кажется, былым марксистко-ленинским и тому подобным кафедрам.
Эти "нормальные герои" к решению задач привыкли идти через чванливо-академический = совершенно схоластический ОБХОД. У Маяковского приблизительно об этом в "Во весь голос" сказано приблизительно же так: "Кудреватые мудрейки, мудреватые кудрейки – кто их к чёрту разберёт! Нет на прорву карантина ..". "Научные (ух ты!) атеисты" хотят увести людей от атеизма так сказать полевого = фронтового. "Научные (ух ты!) атеисты" способствуют стараниям "тоже учёных" клерикалов увести разговор от ясной, чёткой, остроумно-разительную критики всех религий и мистик - в "туманности Андромеды" схоластики. По этим схоластам к иудейству, христианству и исламу надо подходить не прямо, как говорится, называя кошку кошкой: не в простоте читать "священные (ух ты!) писания", не в простоте прямо разносить все там пошлости, нелепости и вопиющие аморальности, а надо, мол, идти академично, социологично, через всё, что о религии, - от нечего делать, - понаписали Гегель, Фейербах, Маркс, Энгельс, Сталин и прочие, - надо, мол, идти только через подобную схоластическую гору текстов.
Все разговоры этих заскорузлых схоластов были пересыпаны стандартными, но абсолютно неверными = сусальными мнениями о, де, нравственности Иисуса Христа,
ZT. а он - хамло самое настоящее, см. в http://zt1.narod.ru/maldosye.htm;
а лучше см. : http://zt1.narod.ru/doc/o-Petyke-i-Hriste.doc;
мнениями что религия - основа нравственности,
ZT. см. там же что это не так;
но лучше об этом в : http://zt1.narod.ru/doc/relig-ne-rodyat-moral.doc : Религии веками не производили мораль. Религии не родят (не производят) мораль. / Религия отдельно поведение отдельно;
мнениями, что первохристиане - социалисты,
ZT. хотя социализм – это общественная собственность НА СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА, чего не было у первохристиан, см. в http://zt1.narod.ru/petr_plx.htm;
и т.д., и т.п.
Превалировало стандартно-надоедливое: 1) Иисус Христос – почти или совершенно изумителен, 2) первохристианство, христианство исходное, де - а) почти изумительно, и б) социалистично, и только, де, вот церковь как организация, начиная с Никейского, де, собора всё исказила. То есть: церковь = клерикалы - плохие, но вот, Иисус Христос и первохристиане по этим схоластам - то ли просто хорошие, то ли очень хорошие, то ли вообще изумительные.
У этих профессоров-схоластов в их надоедливо-стандартных выступлениях не обнаруживалось никакого реального знания текстов Библии и её реальной истории: все мнения их тут были исключительно на уровне сарафанного радио.
О том, что Иисус Христос назвал всех не евреев псами - ни малейшего знания.
О том, как ап. Петр из за денег укокошил супругов Анания и Сапфиру

/ Ап. Петр спросил Иисуса: «Господи, сколько раз я должен прощать своего брата, если он грешит против меня? До семи ли раз?». Иисус: «Не до семи, а до семидесяти семи раз» (Мф 18:21, 22).
ZT. Почему же в Деяния ап. гл.5 этот самый, не на ночь будь упомянутый, ап. Пётр и тоже (же) пресловутый Святой дух не простили супругов Анания и Сапфира даже и один раз?
/ У попа была собака / он её любил / она съела кусок мяса / он её убил / в могилу закопал и надпись написал, что : / У попа была собака / он её любил .. (и т.д.) / У ап. Петра были прихожане Анания и Сапфира / ап. Пётр их любил / они не донесли какие-то денежки / он, ап. Пётр, их убил / за 6 примерно часиков обоих в могилу закопал / и в Деяния ап. гл.5 написал, что : / У ап. Петра были прихожане Анания и Сапфира / ап. Пётр их любил .. (и т.д.).

- ни малейшего знания.
О том, что в Нагорной проповеди Иисус Христос учил людей не работать и не думать о завтрашнем дне = бомжевать - ни малейшего знания
(обо всём этом см. в вышеуказанных файлах).
А уж о Коране у этих схоластов скорее всего тем более не было и нет никаких представлений...

Синдром "исторической обусловленности" мешает взглянуть на что угодно, и в частности, мешает взглянуть на к/л религию, а особенно-то мешает вглядываться в священные (ух ты!) писанины мировых религий - в простоте бытового критического реализма. Бой также всяческим Андреям Арсеньевичам Тарковским (всех времён и народов) с их зашоренными мозгами, с их заведомо восторженно-трепетным догматическо- академическим подходом-отношением ко всякой религиозной и мистической бредовой сюжетике.

ZT. При чтении "священных (ух ты!) писаний" на ум сразу приходят горы издевательств над ними с итогом: "Этот бред сивой кобылы придуман не нами / Этот бред сивой кобылы придуман не мной".

Я, ZT, в Большом форуме
13 Декабря 2011, 11:06:53:
Лучше бы бог более тщательно работал бы над текстами священных (ух ты!) писаний.
У Леонида Брежнева были редакторы, а у бога не нашлось.

ZT. Помимо примерно трёхсот файлов на http://zt1.narod.ru/ у меня есть и их как бы дайджест (ЖЖ) http://zt1.narod.ru/zt-LJ.htm. Будет "освежаться". С сентября 2009-го стал сюда добавлять и
нечто важно-насыщенное
Не
из (не из) http://ztnen.livejournal.com.

Мой былой ЖЖ ztnen заморожен (удален). 01.02.2012 создал новый ЖЖ-аккаунт : http://ztmak.livejournal.com Об А.С. Макаренко и близкому к этой теме .. Будет пополняться.

Важное для потенциальных практиков интернатных учреждений: http://zt1.narod.ru/metodika.htm.
Обязательно посмотрите и http://zt1.narod.ru/doc/prorabotka-natur.doc : Учение о педагогике проработки натур.

Гётц Хиллиг (HILLIG Goetz). - Проект по созданию полного собрания сочинений А.С. Макаренко на профессиональном компакт-диске http://zt1.narod.ru/hillig-3.htm.

Некий 30-летний поэт Вася Пупкин как-то после дождичка в четверг авторски сочинил стихотворение о любви. На века и тысячелетия вперед. Закрыл тему.

Некий 30-летний бродячий проповедник Иисус Христос тоже как-то после дождичка в четверг авторски сочинил этическую систему, содержащую, по его мнению, все необходимое и достаточное на любые и всяческие социально-экономические обстоятельства. На века и тысячелетия вперед. Закрыл тему.

Продолжение читайте в файле : А.С. Макаренко и термины Аномия и Beruf http://zt1.narod.ru/17-10-06.htm.

Важно- всё- предваряющий файл http://zt1.narod.ru/5-punktv.htm - ZT-разбор пяти главных настояний А.С. Макаренко.

К социологии убийств.

Date: Tue, 06 Jan 2004 From: Sergey Pivovarov svyatich@arya.ru Subject: "Не убий"

Тут один товарищ высказал "гениальную" идею. Оказывается до Моисея, коего он, между прочим, датирует около 500 г. до нашей эры, никто не осуждал убийство. И только Моисей первым провозгласил "не убий!" Меня сей вопросец заинтересовал.

"Остерегайся карать неповинного. Не убивай - бесполезно тебе это. Наказывай битьём" Так написал в поучении своему сыну Мерикаре египетский фараон более 4000 лет назад. Моисей в те поры ещё и в проекте не числился.

"Не кради - себя не губи. В дом не врывайся, на чужое не зарься. Вор-то - лев, а схватили его - раб. Дитя моё, не совершай убийства! Топора сам не воздымай!" А это написал шумерский мудрец Шуруппак почти 5000 лет назад. Когда не то что Моисея - израильтян не было.

Из: Петр Алексеевич Кропоткин. Русская литература. Идеал и действительность. Курс лекций. - М., “Век книги”, 2003. Ф.М. Достоевский, “Преступление и наказание” .. Указав на множество причин, наталкивавших Раскольникова на совершение преступления, Достоевский счел, однако, нужным ввести еще один чисто теоретический мотив. Читатель уже в середине романа узнает, что Раскольников, захваченный идеями современной материалистической философии, напечатал в одной газете статью, в которой он пытался доказать, что люди разделяются на существа высшего и низшего порядка, причем для первых (образцом которых является Наполеон) обычные правила нравственности необязательны. В сущности, как оказывается из последующих произведений Достоевского, в этом был для него главный вопрос: имел ли Раскольников нравственное право на убийство, а главное - что могло бы его удержать, раз такая мысль явилась у него? Большинство читателей этого романа, а также и литературных критиков, с большой похвалой отзываются о психологическом анализе души Раскольникова и мотивов, приведших его к отчаянному поступку. Я, однако, позволю себе заметить, что уже одно нагромождение Достоевским случайных причин указывает на то, что автор сам чувствовал трудность проведения в романе той идеи, что пропаганда материалистических воззрений может в действительности довести честного молодого человека до такого преступления, какое совершил Раскольников. Раскольниковы не делаются убийцами под влиянием подобных теоретических соображений; а с другой стороны, люди, которые совершают убийства, ссылаясь на подобные мотивы (вроде Lebie's* в Париже), * Парижский студент, рассуждая под влиянием теории борьбы за существование, убил ростовщицу. Он нисколько не раскаялся, а держался вызывающим образом по отношению к своим обвинителям и к суду. никоим образом не могут быть причислены к типу Раскольниковых. За изображением Раскольникова я чувствую самого Достоевского, который пытается разрешить вопрос: мог ли он сам или человек вроде него быть доведен до совершения преступления, как Раскольников, и какие сдерживающие мотивы могли бы помешать ему, Достоевскому, стать убийцей? Но дело в том, что такие люди не убивают. Кроме того, люди вроде судебного следователя или Свидригайлова принадлежат к области романтического изобретения. Люди свидригайловского типа не рассуждают о своих пороках, а те, которые рассуждают, не достигают порочности демонического героя этого романа (с.167-8).

Фаддей Булгарин 1789-1859. ВОСПОМИНАНИЯ М.2001 .. Со стр.388 .. Вот другое совершенно справедливое происшествие, которое в то же почти время наделало шума в столице. В царствование императрицы Екатерины II, некто титулярный советник Назаров или Лазарев (не помню точно прозвания) имел собственный дом на Екатерининском канале, и отдавал в наймы разные квартиры, с мебелью и без мебели. Наняли у него две комнаты, на дворе, приехавшие из Малороссии, паныч, молодой человек лет восемнадцати, со своим воспитателем, _поповичем_. В одно воскресенье приезжие пошли в церковь и около полудня воротился один паныч. Хлебосольный хозяин запросил его к себе, на завтрак, и принудил выпить рюмку или две водки. Молодой человек опьянел и пошел спать. Хозяин проводил его в квартиру и оставался там с полчаса времени. Никто не видел, когда возвратился воспитатель паныча; но когда начало смеркаться, на дворе раздался вопль и крик: “убили, зарезали!”. Хозяин и многие жильцы выбежали на двор и увидели воспитателя, в отчаянье рвущего на себе волосы и с горьким плачем вопиющего: “убили, зарезали мое детище, моего питомца!”. Вошли в квартиру и увидели среди комнаты обезглавленный труп несчастного молодого человека, в луже крови, и возле трупа топор. Комод был разломан и вещи разбросаны по полу. Послали за полицией, и началось следствие.

Где был молодой человек по возвращении из церкви? У хозяина дома, который принудил его выпить с ним водки, хотя молодой человек отговаривался. Это показала служанка хозяина, и сам хозяин сознался. Молодой человек пошел хмельной в свою квартиру, и хозяин проводил его и оставался с ним наедине. - Каким образом воспитатель вошел в квартиру, когда она была заперта? Он показал другой ключ, который нарочно был им заказан, чтоб одному не ждать другого, если они возвратятся домой не вместе. Хозяин знал об этом и посылал своего дворника к слесарю. - Чей был топор? - Дворника. Это показали жильцы, и сам дворник сознался. Один из жильцов показал, что во время отсутствия воспитателя, видел возле дверей малороссиян сына дворника. - Воспитатель объявил, под присягою, что отец молодого человека поверил ему 15 000 рублей, для уплаты одному малороссийскому помещику, за купленную у него землю, с мельницею, но что этот помещик, служивший в гвардии, был тогда в командировке, а потому деньги лежали в комоде. Хозяин не отпирался, что воспитатель говорил ему об этих деньгах, прося, чтоб он приказал присматривать за квартирою, во время их отсутствия. - Молодой человек отлучался часто и проживал дни у своей тетки, на Васильевском острове, а воспитатель проводил время у своих знакомых, старинных совоспитанников семинарии. - После следствия посадили в тюрьму хозяина квартиры, дворника и его сына, и началось уголовное дело.

Когда это дело производилось, уже не было формальной пытки или застенка, но еще существовали, так называемые допросы с родительским увещанием, употребляемые в таких только случаях, когда улики были явные и запирательство приписываемо было ожесточению преступника. Кормили сельдями и запирали в истопленную баню, заставляя терпеть мучительную жажду, и допрашивали под розгами, веря, что розгами костей не изломишь. Благодаря Бога, времена эти прошли! Сын дворника не вытерпел, однако ж, этих человеколюбивых средств к открытию истины - и умер, после нескольких допросов. Самого дворника присудили к обыкновенному наказанию и ссылке, а хозяина дома - к лишению чинов и вечной ссылке на каторжную работу. Дом поступил во владение к дальним родственникам, потому что хозяин был вдовец и не имел детей.

Прошло с лишком двадцать лет. Воспитатель убитого молодого человека определился, между тем, в службу, по гражданской части и уже имел чин коллежского советника. Он служил в Белоруссии или Минской губернии (не помню, где именно, но знаю, что в губерниях, возвращенных от Польши). Поехав, однажды, в отпуск, в Киевскую губернию, он возвращался оттуда с богатым купцом, в дороге зарезал его и похитил значительную сумму денег. По горячим следам преступление было открыто, и он сознался, а при допросе показал, что у него на совести тяготеет другой грех, именно убийство его воспитанника и похищение 15 000 рублей, принадлежавших отцу убитого. - Об этом донесено было государю-императору, который приказал немедленно освободить безвинных и привезти их в Петербург. Отыскивать этих несчастных поручено было тогдашнему иркутскому полицеймейстеру Картанееву. Целый год бился он, пока отыскал следы их. Дворник умер на каторге, а хозяин дома, удрученный летами, измученный тяжкою работою, сделался почти бессмысленным и даже позабыл прежнее свое прозвание. Его привезли в Петербург и отдали на руки одному из первых лейбмедиков, который успел возбудить в нем угасающую иску жизни. Дом его перешел давно в третьи руки и был уже сломан; наследник умер: не с кого было взыскивать. Государь император и вся царская фамилия облагодетельствовали старика, и сверх того, во многих домах открыта была подписка в его пользу. Несчастный пришел наконец в память, и когда его спросили, чего он желает, в вознаграждение своих безвинных страданий - старик отвечал, что был бы счастлив, если бы получил - чин! Его произвели в следующий чин.

Морали тут не нужно. Во всех государствах, где даже в судьи избираются люди, изучившие юриспруденцию - случаются подобные ошибки. Здесь главное не в учености судьи, не в познании законов, не в изучении Римского права, но в изучении человечества и познании человеческого сердца. Характер человека не может быстро переломиться - и честный человек не сделается мгновенно злодеем. В гневе, в ослеплении страсти, и честный человек может забыться на минуту и совершить дело противозаконно, даже противунравственное: но честный человек никогда не покусится на жизнь ближнего - из корысти. Первое следствие - основание дела, и в низших инстанциях, где производится первое исследование, должны быть самые благонамеренные и просвещенные чиновники, каковы Мирные судьи (Juge de paix) во Франции и шерифы в Англии. Сколько бедствий отвращено было бы, если б первое следствие производилось всегда людьми просвещенными, понимающими цену чести и доброго имени!..

Со стр.705 низ .. В русских преступниках сильно отражалась скотская сторона человечества, грубая, дикая натура, свирепость и зверство, не смягченные ни верою, ни образованностью; но эти несчастные чужды были утонченности (raffinement), расчетливости порока и злобы. На кронштадтском каторжном дворе не было ни одного преступника, получившего какое-нибудь школьное образование. Почти все они были из черного, грубого народа. Заметил я сверх того, что большая часть преступников, почти все, были или круглые сироты, или дети бедных мещан (вероятно, развратных). Из двухсот пятидесяти человек едва десять человек знали грамоту!

Начитавшись романов госпожи Радклиф, Дюкре-Дюмениля и тому подобных, я чрезвычайно любопытствовал видеть собственными глазами разбойников, думая найти между ними Рожера (в романе Дюкре-Дюмениля “Виктор, или Дитя в лесу”), Ринальдо-Ринальдини (в романе под этим заглавием) и даже Карла Моора (в “Разбойниках” Шиллера). Нарочно для этого познакомился я с комиссаром, и как в то время дозволялось навещать караульных офицеров, то я всегда пользовался случаем, когда знакомый мне офицер был в карауле на каторжном дворе.

Заключенные были смирны, молчаливы и боязливы, когда с ними обходились серьезно;

но когда от них требовали разговорчивости и ответов на вопросы, когда ободряли рюмкой водки и обещали денежное награждение за откровенность, тогда они охотно выказывали свою прежнюю удаль.

Стакан водки пробуждал зверские инстинкты.

Лицо, обезображенное отметкой палача в знак исключения злодея из человеческого общества, принимало страшное выражение при воспоминании о прежней вольной жизни.

В рассказах этих несчастных вырывались слова и выражения, приводившие в содрогание слушателя!

Теперь вы можете проехать безопасно всю Россию вдоль и поперек. Бывают, хотя весьма редко, отдельные случаи, грабежи, производимые беглыми, - но этого даже нельзя поставить в счет.

Но в старину были целые разбойничьи шайки, имевшие свои сношения с поселянами и даже жителями городов.

Войска тогда было немного, и оно по большей части было или на границах империи, или за границею.

Внутреннее управление не имело ни той силы, ни той быстроты, как теперь, и злодеи могли укрываться в лесах и степях.

Теперь разбойники существуют только в романах и повестях. Но я видел еще в натуре настоящих русских разбойников и пугачевских сподвижников!!!

И вспомнить страшно!

Что за фигуры, что за ухватки, что за язык!

Самый ужасный между этими злодеями был один высокий, сильный мужик, который долженствовал быть красивым прежде, чем клещи палача и печать бесчестия прикоснулись к его лицу.

Он был есаулом, то есть помощником атамана разбойничьей шайки, на волжских берегах,

и разбойничал лет десять, до поимки и уничтожения всего скопища.

Звание его в шайках обратилось ему в прозвание, и все не называли его иначе, как есаулом.

Есаул свистел так громко и так пронзительно, что сердце замирало! Воображаю, какой эффект производил этот свист на путешественника! Никакой свисток не произведет таких сильных и страшных звуков, какие исходили из-под языка этого разбойника. При свисте было еще гарканье, для наведения ужаса на несчастную жертву. Рев дикого зверя и шипенье или свист тропической змеи не так страшны - да и никакой зверь так не зол и не опасен, как человек, отвергнувший человечество.

- Ты что за человек? - спросил я, когда впервые увидел есаула.

- Мастеровой, - отвечал он с улыбкой, походившею на облизывание тигра, когда он смотрит на добычу, которую не может схватить.

- Какое же твое ремесло?

- Не цеховое, сударь! - отвечал разбойник.

- Что же ты делал?

- Шапки с волосами сдирал, на больших дорогах!., - промолвил он, бросая вокруг самодовольные взгляды.

- А ты что за человек? - спросил я другого заключенного.

- Рыбак, сударь. По чужим клетям сети закидывал и багрил хозяев! - отвечал разбойник. (Багрить рыбу, значить на Урале бить под льдом баграми через проруби).

Очевидно, что в душу этих закоренелых злодеев не проникло раскаяние. Цинические их шутки насчет прежнего ремесла явно доказывали их загрубелость в пороках и злодеяниях.

Со стр.721 низ .. Мать моя добыла пистолеты, дала пару панне и вместе с ней поместилась в залом стены, образующей угол, чтоб обеспечить себя от нападения с трех сторон. Едва они заняли эту крепкую позицию, жиды выбежали гурьбой из корчмы... Четыре пистолетных дула, направленных в толпу, остановили жидов. “Вы можете убить нас, - сказала мать моя, твердым голосом. - Но четверо из вас должны непременно погибнуть, если вздумаете напасть на нас...” Из толпы выступил оратор... “Помилуйте, сударыня, как вы можете думать, что мы хотим убить вас. - сказал он. - Увидев из окна, что ваш экипаж ограблен, я разбудил родных и приятелей, съехавшихся ко мне на шабаш, чтоб исследовать дело... Верно воры притаились с вечера в лесу... мы пойдем и поищем, не сложили ли они где-нибудь вещей, а вы не опасайтесь ничего, войдите в корчму и успокойтесь”. Мать моя решительно отказалась следовать советам жида, и повторила угрозу... Жиды совещались между собою... Можно себе представить, в каком положении находились две женщины!

Конюшня и изба, в которой жили ямщики из христиан, находились шагах в пятидесяти от корчмы. Мать моя не доверяла ямщикам, хотя панна, прежде чем жиды выбежали из корчмы, советовала бежать в ямщичью избу. Но страх превозмог в панне повиновение, и она начала во все горло кричать: “Разбой, разбой, помогите!” Пронзительный голос панны, раздававшийся далеко, разбудил дремавшего караульного ямщика. Он выбежал за ворота и, увидел толпу жидов возле кареты, догадался, что тут что-то неладно, и разбудил ямщиков. Несколько из них из любопытства пришли на место действия. Мать моя в нескольких словах объяснила им дело, и смиренные белорусские парни, ненавидящие вообще жидов, остановились в безмолвии на стороне... К ним подошли другие ямщики, и жиды возвратились в корчму. Начало светать - и вдруг примчалась тройка. Возвратился Валицкий. Ямщика не было -он сам правил лошадьми...

Увидев матушку и панну с пистолетами в руках, карету без сундуков, Семена - лежащего под каретой, Валицкий по соображению с случившимся с ним догадался, в чем дело. Он рассказал моей матери ужасное свое приключение. На возвратном пути, ямщик его, дюжий парень из раскольников Филиппонов, завез его в лес едва проезжею тропинкою, опрокинул и, не найдя топора, выпавшего из телеги, бросился на него и стал его душить. Валицкий был человек лет за сорок, но сильный и здоровый. Опасность удвоила его силы. В то время когда телега опрокинулась и ямщик напал на него, он держал в руке золотую табакерку, и так сильно ударил ею в висок ямщика, что тот остался без чувств на месте. Валицкий поднял телегу, поворотил лошадей, выбрался кое-как из лесу и, выехав на большую дорогу, пустился во всю конскую прыть. Существование заговора на смертоубийство и грабеж были очевидны. Валицкий был человек решительный и мужественный. Он вооружился парой пистолетов, добыл порох и пули из каретного ящика и, объяснив дело ямщикам, - убедил их принять его сторону. Семена стали отливать водою и привели в чувство; но он был без сил и не мог держаться на ногах. Он сказал, что его напоили до пьяна жиды, подчивая даром различными водками. Между тем Валицкий расхаживал по большой дороге и стрелял из пистолетов холостыми зарядами; жиды не показывались из корчмы.

Взошло солнце. Это был воскресный день, и вскоре большая дорога оживилась. Из ближнего шляхетского селения (по-польски околицы, okolicy) начали съезжаться шляхтичи (нынешние однодворцы) с своими женами и детьми по пути в церковь, находившуюся верстах в семи за станцией. Валицкий останавливал проезжающих и рассказывал им о происшествии, прося помощи. Набралось шляхтичей и крестьян до полусотни. Содержатель станции не мог отказать в лошадях - и несколько шляхтичей взялись провожать мать мою до Витебска.

Мать моя остановилась в Витебске у брата своего, председателя, который с Валицким отправился к губернатору и донес о случившемся. Немедленно выслана была на станцию городская полицейская команда с несколькими офицерами и особым чиновником; туда же поскакал капитан-исправник с отрядом гарнизонных солдат, и на другой день привезли в город несколько связанных жидов и все ограбленные вещи. Жиды не имели даже времени разбить сундуки и ящики; их нашли в амбаре в закроме, где хранился овес.

По следствию оказалось, что содержатель почтовой станции, жид, был уведомлен из Петербурга приятелями своими, (а жиды, по мнению поляков, все знают), что Валицкий везет огромные сокровища, и составили заговор, чтоб убить путешественников, присвоить вещи и деньги и, отвезя карету в лес, находящийся в сотне шагов от корчмы, сжечь ее. Тогда в окрестностях бродили дезертиры и укрывающиеся от службы рекруты, и нападали даже на дома и на путешественников. Жид думал своротить на них этот разбой. Ямщиков он перепоил с вечера, уверяя, что празднует день своего рождения; споил Семена, подговорил одного сорванца, как после оказалось, беглого раскольника, убить Валицкого, намеревался зарезать мать мою и панну, но все это не удалось от трусости и нерешительности сообщников содержателя станции и от мужества и присутствия духа матери моей и Валицкого.

Таким происшествиям теперь и поверить трудно! Но я уже сказал, что ничего нынешнего никак нельзя сравнивать с тем, что было за полвека и за сорок лет пред сим. Не все же прежнее было дурно: много, очень много было хорошего - но полицейское управление внутри государства было весьма слабо. Между помещиками во всей России было много страшных забияк, которые самоуправствовали в своем околотке, как старинные феодальные бароны, и приводили в трепет земскую полицию. Кроме того, были настоящие разбойники, нападавшие на помещичьи дома и на путешественников. Я видел в Могилевской губернии одного начальника разбойничьей шайки, чиновного дворянина с одной ногой, который был ужасом части Могилевской и Минской губерний. Этот господин С-ский (белорусский уроженец) ограбил две знакомые мне фамилии: Оскирко и Покрошинских, напав на их мызы. Он не скрывался, но жил роскошно и, повелевая тайно шайками, редко выезжал сам на промысел. Пойманных своих сообщников он отравлял в тюрьме, чтоб на него не показывали. Все боялись его и не смели даже предлагать ему вопросных пунктов! Наконец и его скрутили, уличили и отправили в ссылку. Был еще в Белоруссии хотя не разбойник, но забияка, который все свое наслаждение поставлял в драках с земскою полициею и с каждым, кто ему не покорялся при первой встрече. Двадцать раз он был под судом, сидел даже в остроге - но всегда оправдывался. Он сам сочинил про себя песню на белорусском наречии, которую распевал и в горе и в радости: “Околь ветер не повеет , Семен Фролов не робеет…” и прочее.

--

Владимир Осипович Михневич (1841-1899). Язвы Петербурга. [первое издание отдельной кн. 1886 г.] Опыт историко-статистического исследования нравственности столичного населения. - СПб.: ООО "Издательство "Лимбус Пресс", 2003. - 784 с.

Со стр.206 .. Анализируя убийства, как одно из проявлений нарушенной в своем нормальном равновесии человеческой воли, Кетле заметил, что они "менее всего могут подлежать предусмотрительности", так как совершаются обыкновенно "непреднамеренно и при обстоятельствах, по-видимому, самых случайных". Действительно, изучение убийств, совершавшихся в Петербурге за обозреваемый период, привело нас к убеждению, что значительная, если не большая, часть их была сделана без преднамеренного умысла, без заранее составленного плана, а как-то вдруг, по случайному стечению обстоятельств, роковым образом подействовавших на возбуждение спящего зверя в человеке. Если бы нужно было найти слово, определяющее характер господствующей у нас формы этого рода преступлений, то мы сказали бы, что у нас преобладают инстинктивные убийства совершенно зоологического свойства. Тут действительно в большинстве случаев внезапно просыпается в человеке примитивный хищник-зверь и овладевает, почти без борьбы слабою волей, не тронутой нравственною культурою. Статистика подтверждает это тем, что большинство убийц оказываются людьми темными, крайне неразвитыми в умственном отношении и вдобавок испорченными городской жизнью.

По сословию большинство убийц - крестьяне, выходцы из деревни; менее же всех классов выделяет из своей среды высший интеллигентный класс, особенно убийц, руководимых корыстной целью. Вообще, культурность и образование, с их гуманизирующим, смягчающим нравы влиянием, красноречиво оправдываются статистикой убийств, в которых, поэтому, изобличаются преимущественно натуры грубые, с разнузданной волей, крайне невежественные и, конечно, испорченные нравственно. В большинстве случаев это - тупоголовые дикари, развращенные городом .., именуемые на языке поэтов "детьми природы". Такое "дитя природы", очень покладистое обыкновенно в вопросах совести, эгоистичное и склонное к насилиям, легко делается зверем, бестрепетно поднимающим руку на жизнь ближнего при всяком таком положении, где инстинкт самосохранения в нем не находит себе полного и законного удовлетворения. Конечно, первым побудительным толчком здесь являются голод, нужда, как и у всякого зверя, который очень добр и ласков в состоянии сытости и отваживается на кровопийство только из-за побуждений аппетита. Таким образом, и среди убийц мы встретим в огромном большинстве представителей самой низшей, некультурной среды, притом - людей, вырванных из своей родной сферы, брошенных на городскую улицу, испорченных ее развратом, угнетенных нуждою и голодом. Это, в большинстве, уличные пролетарии, темные жильцы грязных трущоб, рецидивисты, искусившиеся в разного рода хищничествах и преступлениях.

Впрочем, основываясь на нашем материале, мы можем утвердительно сказать, что так называемых закоренелых, профессиональных убийц - разбойников классического типа в Петербурге не водится. По крайней мере, мы не знаем ни одного такого примера. Очень редко встречаются даже рецидивисты по убийству, что, конечно, следует объяснить отчасти бдительностью полицейско-прокурорского надзора, карающей и пресекающей руки которого не избегает почти ни один убийца в настоящее время.

Исходя из вышесказанного, следует при изучении убийств различать их прежде всего в отношении психическом: непреднамеренные от преднамеренных, совершаемых с заранее обдуманным умыслом. Различие это признается также криминалистами; оно послужит ключом и для нас в группировке нашего материала.

Непреднамеренные убийства, в свою очередь, существенно различаются по их, если можно так выразиться, температуре. Одни из этой категории убийств совершаются хладнокровно и по расчету, хотя бы и по внезапно созревшему решению; другие являются результатом страстного порыва и затемнения рассудка, под сильным влиянием какого-нибудь аффекта. Последнего рода убийства происходят при различных враждебных столкновениях во время ссор и драк, столь нередких между нашими простолюдинами, особенно когда они бывают под хмельком. Опьянение, возбуждающее буйные и свирепые наклонности, играет здесь большую роль. По крайней мере, значительнейшая часть этих случайных убийств совершается в нетрезвом состоянии, "под пьяную руку", как говорится. А так как в простонародном быту самое "веселое" время - большие годовые праздники, которые вследствие этого являются и самым буйным, драчливым временем, то и самые убийства рассматриваемой категории совершаются преимущественно в праздничные дни.

См. и: http://zt1.narod.ru/alk-1880.htm Про алк у Вл.Ос. Михневича.

Можно с достоверностью сказать, что почти третья часть убийств и покушений на убийство, совершаемых в Петербурге, выпадает на такие праздники, как Пасха, Рождество Христово, и пр.

Форма этих праздничных убийств крайне несложная и всегда почти одна и та же. Знакомые между собой люди, часто приятели, за минуту еще дружелюбно опоражнивавшие стаканчики, затевают спьяна и из-за пустяка, конечно, горячую между собою ссору; ссора переходит в ожесточенную, остервенелую драку, во время которой, на несчастье, кому-нибудь из соратников попадает под руку смертоносное орудие: нож, стамеска, молоток, топор, кочерга, простое полено, и - уголовное преступление готово, часто со смертельным исходом для изувеченного и совершенно неожиданно для самого убийцы. Случаев таких пропасть, и они всем известны. Несколько разнообразятся они разве такими только грандиозными по размеру бойнями, какая произошла в 1875 году в одной густонаселенной квартире "с углами" и, как следует тому быть, в праздник - в день зимнего Николы, столь чтимого на святой Руси ..

Со стр.214 .. Из убийств, совершаемых ради грабежа, - самых многочисленных, сравнительно, - точно так же очень многие делаются не преднамеренно, без заранее обдуманного умысла, а по случайному стечению обстоятельств, обусловливающих искушение легкостью и удобством достижения преступной цели. В весьма нередких случаях мысль об убийстве приходит неожиданно, схватывает убийцу, так сказать, врасплох, падая на душу каким-то неотразимострастным кровавым наитием. Вследствие этого очень часто у преступника хватает духу лишь на то, чтобы покончить с жертвой, а куда ее потом девать, как скрыть следы преступления и воспользоваться его плодами, - на это у него не оказывается ни энергии, ни сообразительности. Вообще, большинство убийств носят у нас характер какой-то поразительной, не то ребяческой, не то идиотической "простоты", отличаются крайней бедностью замысла, отсутствием демонического элемента, в классическом вкусе, и неуменьем скрыть за собою кровавый след. Эта черта давно подмечена и нашими криминалистами.

"Характер простоты, - говорит по этому поводу один из них, - господствует в преступлениях, где льется кровь, совершается грабеж, где обдумывают преступные планы и приводят их в исполнение несколько личностей. Все это творится чуть не среди бела дня, чуть не посреди народа; люди почти незнакомые друг с другом идут на убийство так же легко, так же мало задумываясь, как будто идут они на такое дело, исход которого не может иметь ни малейшего влияния на чью бы то ни было участь. Не ищите в их поступках тонкого маскирования, дьявольской махинации, хитрых расчетов... - Каждая случайность может выдать головой соучастников, но им как будто до этого нет дела, как будто не пред ними лежит перспектива каторжной жизни... В истории этих преступлений каждая преграда может спасти человеческую жизнь, каждый внешний толчок может сгубить человеческую жизнь... .. Этой странной поражающей простотой исчерпывается почти весь драматизм наших самых страшных, самых потрясающих преступлений; но в этой простоте гораздо более действительного драматизма, чем в тех "таинственных" преступлениях, где интрига идет подземными ходами, где она созревает и приводится в исполнение, окруженная всеми атрибутами, действующими на воображение".

Таковы, в большинстве случаев, наши криминальные деяния, но указанные черты особенно разительно бросаются в глаза в непреднамеренных убийствах с целью грабежа. Насколько внезапно зарождается иногда в голове преступника мысль об убийстве, под влиянием корыстолюбивого соблазна, в какой степени легко и быстро мысль здесь переходит в дело, которое исполняется, притом совершенно очертя голову, - примеров имеется множество в нашем материале. Мы остановимся на наиболее рельефных из них ..

.. [ По закрытии торговли, ночью, оставался один лишь ученик - 14-летний мальчик .. Преступник подошел сзади к мальчику ], читавшему спокойно газету у огня, занес молоток над его головой и... опять "задумался". "Мне, сознавался он потом, стало жаль мальчика, и рука невольно опустилась..." Таким образом несколько раз опускалась рука у убийцы [ZT. не решался ударить], но наконец - первый удар сделан, за ним последовал другой и уже такой, что молоток завяз в мозгу мальчика... Убийца и после этого испытал еще жалость и, чтобы не видеть лица жертвы, накрыл ей голову одеялом...

Со стр.219 .. Невелика и бесплодна нравственная борьба, испытанная вышеописанным убийцей, но, к ужасу за человека, даже и такой борьбы мы не встречаем в поведении большинства убийц, ни до преступления, ни в момент его, ни после. Казалось бы, судя по-человечески, что простосердечная доверчивость жертвы, ее дружелюбное, гостеприимное отношение к убийце должны бы оказывать сдерживающее на него действие, влиять миротворно на его совесть и падать самым тяжелым на нее укором. Ничуть не бывало! Напротив, герои преступлений, при данных условиях, платя злом за сделанное им добро, поражают обыкновенно своей бесчувственностью, цинизмом и полным отсутствием внутренней борьбы между совестью и корыстью, между чувством жалости и кровожадностью. Страшно заглянуть в эти души, не колеблемые нравственной борьбою в решимости на кровавое дело; страшно заглянуть потому, что тут нет и признаков человечности, а царит одна лишь ужасная пустота, мрачная, глухая и бесчувственная! Удержать занесенную над жертвой смертоносную руку может здесь одно только темное, трусливое чувство страха и сознание неудачи задуманного плана, чем и объясняется нередко нападающее на убийцу в решительный момент колебание и - отсюда спасение жизни подвергающихся покушению. Но этим же объясняются и те несчастные случаи, где убийство является печальным и неожиданным сюрпризом для самого убийцы, который, под влиянием безотчетного страха и второпях, не соблюл известной меры - лишний раз ударил или слишком тесно затянул петлю и т. п. Самым разительным примером такого невольного пересола было известное, наделавшее в свое время большого шума, убийство австрийского военного агента, князя Аренсберга ..

Со стр.221 низ .. Нанесение лишних ударов, без нужды для цели убийства, [ZT. в психосостоянии нахлынувшей ажиотажности от первой увиденной крови], составляет самое обычно явление в этого рода преступлениях. На трупы иных жертв страшно бывает взглянуть ..

Со стр.222 .. [Непреднамеренные случайные убийства для грабежа] .. В большинстве их прежде всего бросается в глаза поразительное ничтожество цели, в смысле материальном. Дорогой ценой жизни человеческой покупается здесь очень часто совершенно грошовая добыча, и - что всего ужаснее - убийца заранее знает, что стоимость ей грош. В вышеприведенных случаях читатели видели, что убийства совершаются из-за каких-нибудь дрянненьких серебряных часиков, из-за нескольких труженических грошей загулявшего мастерового. Затем нам известны случаи, где убийцы руководились соблазном снять с убитой жертвы новую чуйку, пиджак и ничего более. Кухарка, о которой мы упоминали выше, убила свою приятельницу, между прочим, из желания сменить свою грязную, рваную рубаху - на исправную и чистую. Едва покончив с жертвой, она идет к комоду, берет подмеченную ранее, соблазнившую ее рубаху и тотчас же надевает ее. Уходя, она захватывает и остальные рубахи жертвы, вместе с попавшими ей под руку салфетками, и всю эту добычу сбывает за несколько рублей...

Невольно ужасаешься этой страшной дешевизне жизни человеческой с точки зрения описываемых убийц, решающихся покушаться на нее из-за столь жалкой и ничтожной корысти! Но насколько же, значит, русский простолюдин, говоря вообще, не избалован на этот счет, насколько низки его потребности и самое представление о ценности, о деньгах! Нужна долгая школа непроходимой бедности и страшной нищеты, чтобы в соблазне легкого приобретения нескольких рублей находить достаточно вескую цель для покушения на смертоубийство... Впрочем, вот один отставной мелкий чиновник - человек, по-видимому, культурный и несколько образованный - точно так же в одну глухую ночь, задушил своего приятеля и соседа по комнатам в "шамбр-гарни"1 из-за поношенной, дрянной енотовой шубы, исключительно ради веселой эротической экскурсии в дом терпимости, тотчас же им и совершенной после убийства.

Нужно заметить, что подобная увеселительная цель составляет господствующий побудительный мотив в большинстве внезапных, непреднамеренных убийств с корыстной целью. Истомленный голодом и нуждою убийца, но, конечно, субъект развратный и познавший цену лакомой городской "гульбы", ради вкушения последней, ради минутного грубого чувственного наслаждения, без оглядки, без размышления о последствиях, решается на тяжкое преступление. Что будет после, укроется или нет след его злодеяния, - ему, в данную минуту, нет заботы; в мозгу у него засела одна цель, одно желание - приобрести во что бы то ни стало в свое распоряжение несколько рублей, достаточных для того, чтобы "погулять" хоть денек, хоть часок, на свободе и в свое полное удовольствие. Полиция, сказать мимоходом, давно подметила преобладание этого чудовищного, по легкомыслию, мотива в большинстве заурядных убийств и грабежей в столице. Поэтому, при обнаружении убийств такого рода, она прежде всего бросается искать их виновников в разных кабаках, трактирах и публичных домах, пользующихся известной популярностью в среде подонков столичного населения. Поиски эти всегда почти кончаются полным успехом. Расчет полиции в этих случаях большей частью безошибочный: убийца данной категории, который тоже отлично знает, где именно станут его искать и в какой степени посещаемые им места опасны для него, - тем не менее никак не может устоять пред искушением воспользоваться безотлагательно плодами своего преступления для дешевой пьяной "гульбы", ради которой он и омочил руки свои в крови.

Со стр. 228 .. Многие из убийств и, в особенности, из краж замышляются и предпринимаются именно .. благодаря ознакомлению преступников с обстановкою и средствами жертв чрез бывших их служанок и подстрекательству этих последних, а случается, и непосредственному участию их в преступлении.

По этой части вырабатываются даже, из среды петербургских кухарок и горничных, нередко хорошо известные полиции специалистки, которые делают опыты систематизировать в постоянный промысел подобную подготовку и обработку преступлений. Состоя в близких сношениях с наторевшими мастерами взломов, грабежей и похищений, остающимися всегда на заднем плане, эти мнимые "куфарки" и горничные нанимаются в дома, изучают нравы и привычки хозяев и домашних, собирают справки об их достатках, высматривают, где что лежит, преимущественно же, все то, что плохо лежит, и если эта воровская рекогносцировка обещает возможность успешного ограбления, они подготавливают удобный момент для действия своих, заранее подговоренных и ими же руководимых, соучастников. Сами они в этих случаях остаются нередко в стороне; но чаще принимают непосредственное участие в хищнической операции и тотчас же скрываются. Предусмотрительные и опытные по этой части преступницы нередко, для того чтобы скрыть за собой всякий след по совершении преступления, запасаются фальшивыми паспортами. Поступая на места, они вручают паспорты хозяевам, которые обыкновенно задерживают их у себя после пометки в полиции в виде некоторой гарантии. При таком условии подлинный паспорт в руках обворованных и пострадавших мог бы послужить надежным ключом для открытия провинившейся и бежавшей кухарки; ну а фальшивый не только не выдаст, но еще запутает отыскивание следов.

Нужно заметить, что поскольку в рассматриваемой группе убийств домашняя прислуга оказывается в ролях активных, постольку же в весьма нередких случаях, ее [другие, неуголовные] представители несут и страдательные роли жертв. Объясняется это тем, что в лице домашней прислуги преступники очень часто встречают главную, а иногда и единственную помеху для совершения задуманной кражи в "господской" квартире. Есть немало случаев, где вместе с "господами", которые [уже заранее были] обречены на смерть убийцами, соблазненными их имуществом, расплачивалась жизнью и их прислуга ради того только, чтобы устранить в ее лице свидетелей преступления. Так именно было в нескольких убийствах, особенно сильно волновавших за обозреваемый период столичное общество, убийствах, поражавших своей кровавостью и числом жертв (например, в Гусевом переулке, в Саперном - рукой известного Аандсберга, и уже в наши дни, на Песках, где героем явился околоточный надзиратель). Во всех этих, хорошо памятных, случаях были убиты вместе с "господами" и служанки. Бывает, что это происходит случайно и непредвиденно для самого убийцы, который вообще, идя на преступление, не знает заранее числа жертв.

Самый обдуманный и тщательно выполненный злодейский расчет часто оказывается неверным, благодаря какому-нибудь, иногда совершенно пустому обстоятельству. Рассчитав, например, полную изолированность намеченной жертвы и покончив с нею, убийца неожиданно, на месте сейчас только совершенного преступления, сталкивается с другим лицом, могущим стать его обличителем или просто помехой всему делу. У искусившегося уже в пролитии крови и находящегося в ее чаду преступника мгновенно созревает решимость на новое убийство, которое он тут же, не задумываясь, и совершает. Таким образом следует заметить, что и в преднамеренных, с заранее обдуманным умыслом совершаемых преступлениях данной группы весьма нередко проливается кровь и сверх сметы, если можно так выразиться, по внезапному решению и непредвиденному стечению обстоятельств. Конечно, смелый и сообразительный убийца всегда имеет это в виду, и - жертвой больше, жертвой меньше, для него уже не составляет расчета и причины колебаний, по пословице "семь бед - один ответ".

Как вообще в статистике убийств, так и в той группе их, на которой мы здесь остановились, преступники - в огромном большинстве простолюдины и преимущественно - разный мелкий служилый люд, чаще же всего - домашняя прислуга. Равным образом и жертвы убийств оказываются в значительнейшем числе представителями той же среды. Объясняется этом тем, что во всех почти случаях самая мысль об убийстве зарождается на почве близких и долгих отношений между убийцей и жертвой, нередко закадычных друзей и даже родичей, интимно связанных продолжительным общением. Самая темная, отталкивающая сторона в этого рода преступлениях - измена, предательство, замаскированные коварством. А эта черта характеризует все почти убийства данной категории. Убийца пользуется доверием и расположением к нему жертвы, на достаток которой разгорелись у него глаза. Ясно, что подобная близость, обусловливающая полное знание имущественных средств жертвы и способов их хранения, знание, служащее соблазном и возбудительным стимулом к преступлению, может существовать только между лицами равного общественного положения, принадлежащими к одной и той же среде по классу и роду занятий.

По этой-то причине в массе убийств, совершаемых в жильях с грабительской целью, жертвами являются преимущественно маленькие люди, из мелкого промыслового и служилого класса: сидельцы и хозяева мелочных лавочек, портерных и кабаков, ремесленники, дворники, сторожа, кухарки и проч. А убийцами оказываются всегда их товарищи, "земляки", приятели, нередко родственники, и очень часто - бывшие сослуживцы, либо батраки ..

Со стр.233 .. Как-то в 1870-х гг. был задушен и ограблен у себя на квартире один из приказчиков Громовской биржи. По следствию оказалось, что в убийстве участвовало несколько человек, из рабочих той же биржи, и что они решились на преступление, главным образом, из мести к покойному за то, что он их рассчитал, т. е. отказал им от службы.

Говоря о поводах, действующих подстрекательным образом на податливую волю преступников, следует упомянуть об одной группе убийств, совершаемых с целью грабежа, где повод к этому дают отчасти сами жертвы своим исключительным образом жизни. В каждом околотке всегда найдется субъект, ведущий одинокую, уединенную жизнь анахорета в четырех стенах своего жилища и, в большинстве случаев, по образу Гарпагона или Плюшкина. Это - чаще всего - старики, озлобленные на свет, сухие и мнительные, скопившие капиталец и трясущиеся над ним, как над единственным для них в жизни сокровищем и утешением. Живут они совершенно изолированно, часто даже без прислуги, живут в глуши, скупо, неряшливо и ни с кем не знаются. Однако ж любознательный околоток их хорошо знает и указывает на них пальцами, как на чудаков. Во всех окрестных мелочных лавочках, в кабаках и портерных местные вестовщики и "кумушки" чешут на их счет болтливые языки и перемывают им косточки. Составляется о них таким образом молва, и всегда в этой молве существенным содержанием служит сказание, что у этих "скупердяев" деньги лежат в сундуках - большие деньги! "На ловца и зверь бежит"... Соблазнительная молва эта наскакивает на какого-нибудь местного или захожего проходимца и лодыря и производит на него подстрекающее впечатление. Две, три справки, несколько усилий мысли, недолгая борьба с покладистой совестью, и - замысел на убийство готов! ..

Со стр.235 низ .. - Вот кого хорошо было бы обработать! - сказал -трактирщик-артист, разумея девиц-аскеток, и поверил гостю свой давно задуманный план.

Гость так сразу за него и ухватился, как за находку. Осталось неразъясненным, на каких условиях взаимной выгоды состоялся здесь уговор между подстрекателем - автором плана преступления - и исполнителем последнего? Когда преступление уже совершилось, то добычей воспользовался один лишь исполнитель - это было достоверно, и только когда его поймали, он указал на нравственное участие в этом деле трактирщика. Могло, конечно, статься, что между ними был уговор поделиться добычей и что потом убийца заблагорассудил обмануть своего наставника и подстрекателя; но легко могло быть также, что трактирщик научал своего сговорчивого гостя на преступление бескорыстно, просто - из любви к искусству, просто потому, что ему хотелось, из чисто артистического в своем роде желания, видеть свой план - плод своего остроумия, своего воровского творчества - приведенным в исполнение, воплощенным в "художественный" образ... В темных тайниках сердца человеческого, когда оно развращено и живет одними себялюбивыми, грубыми, плотоядными инстинктами, возможны самые причудливые, почти невероятные, по своему зверству и каннибальству, желания, прихоти и страсти. История дала нам столько примеров в этом вкусе, а изучение современного мира преступлений, хотя бы и не "исторических", убеждает, что художественная, например, кровожадность, художественная страсть к преступлению для преступления, как страсть к вину, к игре и проч., встречаются не в одних только величественных Неронах, но и в простейших смертных, среди мутных подонков новейшего общества.

Так или иначе, но план трактирщика был исполнен. Его factotum пробрался чрез огород, перелезая заборы и ползя, как кошка, по крышам смежных построек к дому затворниц-сестер, выставил раму в одном из его окон и, войдя в дом, задушил несчастных двумя поясами. Убийство он совершил 23 февраля, а 26-го его уже задержала полиция в Петербурге, в лавке одного менялы, где он продавал похищенные червонцы...

Однородных случаев, где соблазном для преступников служат одиночество и уединенная жизнь разных нелюдимов, составивших о себе, помимо воли, молву как о капиталистах, можно бы привести много из нашего материала. По таким поводам был убит в 1873 г., в своей келье, старик-иеромонах Александроневской лавры, одним из лаврских служителей, оказавшимся большим пройдохой. У старца божьего водились деньги и ценные вещи, на которые позарился преступник и совершил убийство, пользуясь уединенностью кельи иеромонаха и условиями монастырского отшельнического жития ..

.. Случается, что убийства подобных нелюдимов остаются очень долго необнаруженными, и сами преступники, пользуясь этим, успевают ускользнуть. Таким образом, в 1876 г. не были отысканы убийцы одного старика-немца, одиноко жившего в отдельной квартирке в Казанской улице и торговавшего выписываемыми им из-за границы разными инструментами для ювелирного мастерства. В одно прекрасное утро его случайно нашли в квартире мертвым, с туго затянутой на шее петлей, а его деньги и ценные вещи похищенными. Не утомляя читателя перечнем остальных, подобных же случаев данной группы, напомним лишь, вероятно, у всех свежее в памяти, необычайно свирепое двойное убийство, совершенное блистательным светским кавалером Ландсбергом, точно так же воспользовавшимся одиночеством и уединенной жизнью своей жертвы. Впрочем, это преступление хронологически не входит в нашу рамку, ограничиваемую лишь 1877 годом. Но в нашем материале, по данной группе убийств, имеется факт, характеристические подробности которого заслуживают особого внимания.

В 1869 г. полиция "получила сведения, что двое неизвестных людей, по имени Митрофан и Сергей, намерены убить и ограбить отставного титулярного советника", одиноко жившего в доме Оржевского, на углу Литейной и Симеоновской улиц, и слывшего за человека зажиточного. Митрофан и Сергей сведали об этом потому, что один из них незадолго перед тем служил дворником в помянутом доме. Преступление, действительно задуманное, было предупреждено и пресечено, что так редко удается нашей полиции, но, спрашивается, как и откуда она могла проникнуть в злоумышленные намерения Митрофана и Сергея? Обреченный на смерть титулярный советник, не подозревавший даже существования готовых налететь на него лиходеев, был тут ни при чем; сами злоумышленники не стали же предварительно исповедоваться полиции в своих намерениях... Ведь убийство - казалось бы - такое страшное дело и так велика за него кара, что человеку в нормальном состоянии даже самому себе ужасно в нем сознаться, а если оно еще задумывается, то, конечно, должно задумываться в величайшей, непроницаемой тайне... Так казалось бы! Между тем перед нами факт, что эту величайшую, страшную тайну каких-то Митрофана и Сергея узнаёт в точности и даже заблаговременно полиция... Как могло это статься? Перед нами, читатель, одна весьма любопытная и вовсе нередкая черта рассматриваемого порядка нравственных уродств, вполне подтверждающая вышесказанное замечание о присутствии своеобразной художественности в преступлении.

Тип Хлестакова, встречающийся во всевозможных общественных слоях и положениях, весьма нередок и среди отъявленных преступников. Есть, положительно, убийцы - Хлестаковы, и непременно кто-нибудь из упомянутых Митрофана и Сергея, если не оба вкупе, принадлежал к этому общечеловеческому типу. Разумеется, нужно предположить величайшее нравственное падение и озверение человека, чтобы он стал с безумным легкомыслием тщеславиться, рисоваться и хвастать, как удалью, как мастерством, задуманным или совершенным уже убийством; но подобная омерзительная хлестаковщина в этом темном мире существует бесспорно... Эти Митрофан и Сергей, несомненно, из хвастовства и спьяна, выболтали свою тайну где-нибудь в трактире, в веселой компании, и были подслушаны случайно подвернувшимся сыщиком; но легко могло статься, что они чисто по-хлестаковски лгали на себя из тщеславия, тогда как на самом деле у них не хватило бы духу и злодейской твердости привести в исполнение свой страшный замысел... Тем отвратительнее, конечно, этот вид художественного предвкушения убийства, на которое нет силы и храбрости пойти, этот хлестаковский блуд преступления!

Митрофан и Сергей хвастали убийством, которого еще не совершили, а вот один добрый молодец как-то раз выдал и себя, и товарищей, расхваставшись, ни с того ни с сего, участием в убийстве поконченном... Пример, повторяем, не единственный! Другой убийца, бывший петербургский городовой, как-то летней ночью на Петергофском шоссе ухлопал булыжником своего случайного спутника - старого отставного солдата, соблазнившись его грошами. Обнаружить следы преступника было очень трудно, но он сам из своеобразного бахвальства проговорился. Спустя несколько дней после убийства, очутился он в Новом Петергофе, на станции железной дороги, и, будучи под хмельком, начал шуметь. Местный жандарм принялся его унимать. Собралась, по обыкновению, толпа, и вдруг буян, с бухты-барахты, громко и заносчиво, словно совершая подвиг, заявил жандарму:

- Да ты знаешь ли, кто я? Я - преступник!.. Ты меня задержи... Я убил человека на 14-й версте Петергофского шоссе... Вот кто я!

Жандарм и присоединившийся к нему городовой приняли, конечно, эту похвальбу за пьяный бред; но буян стоял на своем; когда же его стали расспрашивать, он осадил полициантов таким высокомерным возражением:

- Вы кто такие? - Нижние чины! Ваше дело задержать меня, но не допрашивать: допрашивать будет судебный следователь!

Признание это вполне потом подтвердилось.

Не можем расстаться с вышеописанными Митрофаном и Сергеем, чтобы не отметить еще одной интересной детали. Полиция проследила за ними до того момента, когда они уже изготовились идти на задуманное преступление. В самой подготовке у них сказалась хлестаковская художественность, которая их же и предала. Сошлись они ночью в Александровском парке, куда заходить им не было никакой надобности для цели преступления в практическом отношении; но - темная ночь, лесная чаща, шум ветра в верхушках деревьев, глухое место - все это ведь входит в программу разбойничьего романтизма. Следуя той же программе, Митрофан и Сергей изменили свою внешность: загримировались и нацепили на себя накладные бороды; не забыли, конечно, и о вооружении, в выборе которого опять-таки проявилась у них художественность. Убийца-практик, чуждый романтизма, хватает первое попавшееся под руку оружие, лишь бы оно было надежно и целесообразно. Митрофан и Сергей покупают на последние гроши красивые кинжалы - оружие благородное и столько раз воспетое в "жестоких" романсах, ставших достоянием улицы... Очевидно, это - артисты, "играющие" в разбойников, как играют в них иногда дети, под обаянием художественных сторон разбойничьего ремесла. Правда, в данном случае эта игра могла кончиться трагической развязкой, но разве мало примеров в истории человеческого безумия дилетантского пролития потоков крови ради художественной игры и сценических эффектов?

Следует, впрочем, сказать, что такого сорта романтизм и театральность вовсе не в русских нравах и в весьма редких случаях иллюстрируют собой убийства и иные преступные деяния наших Ринальдо-Ринальдини и Картушей. Убийства у нас, как было уже замечено, чрезвычайно просты и незамысловаты в огромном большинстве случаев. В них поражают: бедность злодейской изобретательности, бесхитростность замысла и полное почти отсутствие того демонизма в интриге, всегда крайне несложной, которым отличаются разбойничьи подвиги классического типа. Из массы фактов, находящихся в нашем материале, мы можем выбрать очень немного таких, которые заключали бы в себе сколько-нибудь сложную драматическую интригу ..

Со стр.248 .. Кто не читал очень часто встречающихся в газетах, в сезон навигации, извещений о "всплытии сильно предавшихся гнилости тел" разных "неизвестных" мужчин и женщин? - Как они попали в невские пучины, долго ли лежали на их тинистом дне - всегда остается неразъясненным вопросом, который обыкновенно передается на волю Божию. Между тем в Петербурге ежегодно всплывает таких неведомых тел средним счетом до семидесяти... Это - очень внушительная цифра! Конечно, в цифру эту входят вольные и невольные утопленники, но все ли эти семьдесят жертв, поглощаемых коварной Невою, точно сказочным Змеем Горынычем, поплатились жизнью по своей воле (например, самоубийцы), по неосторожности, по несчастной случайности?.. Чудится невольно, что славная река Нева схоронила навсегда в своих глубоких хлябях много лихих дел, много кровавых преступлений...

Нельзя, прочем, не заметить, что в деле сокрытия преступлений и даже убийств русские злодеи отличаются общей русскому национальному характеру чертой - беспечностью и беззаботностью, иногда поразительными. Казалось бы, убийство, по самой натуре своей, требует глубокой тайны в интересах самого преступника; но мы видели уже, как иногда легкомысленно, даже с бравадой, пренебрегается это условие иными головорезами хлестаковского типа. Та же черта ребяческой беспечности и легкомыслия проявляется часто в формах сообщничества и соучастничества в убийстве. Есть немало фактов, где поражаешься легкостью и нравственной уступчивостью, с которыми люди, еще вчера и не помышлявшие о преступлении, сегодня дают себя уговорить, чуть не по первому приглашению, идти на кровавое дело. Отсюда нередко бывает, что пойманный участник преступления, при всем чистосердечии своего сознания, не умеет назвать толково своих товарищей, знает их лишь по именам или даже вовсе не знает, кто они. В убийствах, совершаемых в несколько рук, особенно уличного и трущобного пролетариата, зауряд случается, что между соучастниками находятся люди, совершенно между собою незнакомые, в первый раз встретившиеся на пороге к страшному преступлению, и - ничего: это их нисколько не беспокоит и не затрудняет! Разумеется, при таком условии тайна "артельных" убийств немедленно всегда обнаруживается, и сами "артельщики" в кратчайшее время попадаются в руки полиции. Правда, "артельные" убийства случаются в Петербурге редко - всего чаще убийца идет на жертву один на одного, реже - вдвоем.

Беспечность и несообразительность петербургского заурядного убийцы, из простолюдинов, сказывается также в практикуемых им способах укрывательства по совершении преступления. Мы говорили уже, что тут часто нет и попытки к укрывательству. Большинство этого сорта убийц немедленно после преступления открыто предается кутежу и разгулу, с нелепой фанфаронской расточительностью тратя награбленные деньги и вещи, и тем уже выдавая себя головою. Вообще осторожные и обстоятельные преступники, имеющие "дом" не в Петербурге, а где-нибудь в провинции, в деревне, распоряжаются иначе. Окровавив руки и прикарманив добычу, они тотчас же бросаются вон из столицы - домой, в деревню, в наивной уверенности, что там-то они и спрячутся от правосудия; но обыкновенно попадаются в руки полиции, как кур во щи. Петербургские следователи и сыщики отлично подметили эту повадку деревенского гостя в столице, если с ним здесь грех приключится.

Нам остается сказать еще несколько слов об одном, к сожалению, весьма нередко повторяющемся виде убийства, вызываемом неблагоприятными моральными и материальными условиями городской жизни. Это - детоубийство, в котором почти исключительно изобличаются молодые женщины низшего класса, ставшие матерями вне законного брака, в девичестве. Побуждением к убийству является здесь обыкновенно женский стыд, страх бесчестья и укоров со стороны родни. Начинается дело с сокрытия самой беременности и с попыток умертвить плод еще во чреве; когда же это не удается и несчастный, заранее проклятый матерью, младенец является на свет живым, - первый вздох его делается и последним. Много ли нужно усилий, чтоб задушить его? Впрочем, так-таки прямо задушить, сознательно и буквально, - решаются очень немногие детоубийцы-матери. По крайней мере, суд очень часто в подобных делах затрудняется нелицеприятно определить степень вменяемости насильственной смерти ребенка. Нередко бывает, что сама мать действительно не знает - живой или мертвый родился ее младенец? Но виновность здесь заключается в намерении отделаться от плода во что бы ни стало. Наиболее практикуемый для этого способ - нужно правду сказать - ужасен. Знаете ли, что изобличителями детоубийств в Петербурге являются преимущественно так называемые "золотари"? Очищая резервуары домовых нечистот, они находят в них иногда более или менее разложившиеся младенческие трупики, и это случается, к сожалению, вовсе не редко, говоря сравнительно. Оно и понятно: для сокрытия трупа младенца в тесноте городских обиталищ - нельзя придумать более легкого и удобного способа. А делается это иногда вот каким способом, о чем стало известно на суде при разборе одного дела о детоубийстве.

Крестьянская девушка - по профессии служанка, - соблазненная каким-то ловеласом, имела несчастье забеременеть. Почувствовав приближение родов, она отправилась в отхожее место и там разрешилась... Новорожденный прямо из материнской утробы упал в смрадную, омерзительную клоаку, при очистке которой его потом и нашли. Менее решительные и более брезгливые женщины, в подобном злоключении, прибегают к тайному подкидыванию трупов своих младенцев или оставлению их где-нибудь в скрытом месте на произвол судьбы. Некоторые же, робкие, неопытные, подавленные своим несчастьем и своей виновностью, совершенно теряются в таких случаях и не знают, куда девать мертвый плод своего грехопадения ..

Со стр. 273 .. Убийства жен мужьями, - "из ревности", по шаблонному определению, - всего чаще совершаются в среде городского простонародья и, в большинстве случаев, являются результатом вовсе не пламенной любви, заостренной мщением за измену, а дикого самодурства и тиранического отношения к жене .. Отыскивают в свирепом насилии возмездие своим попранным "священным" правам власти .. Эти маленькие Отелло, в "спинжаках" и чуйках, из среды полуобразованной городской черни, обыкновенно - дрянные, мелкие злецы, нередко пьянчужки, забитые и потерянные личности, неспособные ни на какой решительный шаг. Ничтожества и парии, перед всеми унижающиеся, терпеливо сносящие от всех и обиды и тычки, они - в своей семье, по отношению к своим женам - являются настоящими калифами-деспотами, свирепствующими с несокрушимым сознанием _божественности_ [ZT. и от Библии, и от Аллаха] своих державных супружеских прав. Отсюда совершенно понятно, что когда несчастная жена сделает попытку освободиться тем или иным путем из-под бессмысленной, лютой тирании подобного - чаще всего пьяного вдобавок - животного, то животное, оскорбленное в чувстве исповедуемого им [ZT. и от Библии, и от Аллаха] рабовладельческого абсолютизма, считает себя в полном праве, мало того - считает своей [ZT. и от Библии, и от Аллаха] _священной_ обязанностью - казнить ее (жену) как мятежницу [ZT. Как казнят взбунтовавшего раба .. А, кстати: обыкновенное рабство тоже очень как освящается и Библией, и Аллахом .. И по Библии, и по Аллаху: очень, видите ли, _почетно_ быть _рабом_ божьим] .. Все почти, в этом роде и в этой среде, убийства и истязания жен мужьями носят именно характер казней, совершаемых с невозмутимой совестью и с твердым убеждением в их [ZT. и от Библии, и от Аллаха] справедливости ..

Со стр.252 .. Другие виды детоубийства, по каким-нибудь иным поводам, к чести петербургского населения, случаются у нас очень редко. Памятны только: одна мать, пытавшаяся, с отчаянья, отравить своих четырех ребят за невозможностью давать им пропитание, и одна злая мачеха, покушавшаяся убить свою шестилетнюю падчерицу, вышвырнуть ее из окна с четвертого этажа на мостовую. В последнем случае преступницей руководила сознательная, свирепая ненависть к несчастному ребенку; но, повторяем, такие случаи весьма редки.

Со стр.254 .. Выяснение той фальши, которая вытекает из непримиримого противоречия между практикой жизни и ее (жизни) теорией, искусственно ей (реальной жизни) навязанной .. Это так в принципе и должно быть, чтобы теория шла впереди жизни и освещала ей путь. Но к сожалению часто и исторически даже сплошь и рядом поучающую жизнь теорию как-то уж слишком заносит вперед (ZT. или вбок, или во сверхвредоноснейшею пошлятину с-соловечиковщины, или в заумь…) .. Со стр.253 .. Как ни изворачивайтесь в диалектических и юриспрудентских тонкостях, а на основании здравого смысла необходимо признать, ввиду целого ряда оправданий явных убийц, что логика современной жизни вовсе не исключает de facto убийства как неизбежного, а следовательно, - естественного и законосообразного исхода из известных положений и отношений. Оказывается притом, что эта грубая логика так еще сильна и так убедительна, что перед нею вынуждены пасовать и закон, и общественная совесть .. Со стр.254 .. Нет спора, прекрасно, что закон безусловно высказывается против убийства; но горько то, что у жизни есть случаи, где она (реальная жизнь) не хочет признавать этого требования и, неотразимой силой собственной логики отвергая применимость теории, заставляет закон молчать, заставляет признавать, говоря философским термином, мыслимость убийства в сфере человеческих отношений. Исходя из этого положения, мы .. (ZT. продолжает Вл.Ос. Михневич) .. мы остановимся прежде всего на таких случаях “честных убийств”, где оно особенно ярко выражается, где логика жизненных условий приводит к неотразимому убеждению в неизбежности кровавого дела и, следовательно, к его оправданию .. ZT. Тем более всё это можно сказать и о всякого рода наказаниях подростков в воспитательных учреждениях, не исключая, конечно, и _крайностями вынужденных_ рукоприкладств и/или сечений розгами .. Ибо у пресловутых ригористов типа Н.К. Крупской и прочих тов. Зой всё, конечно, очень гладко выходит на бумаге их безбрежных, и приторных, и водянистых, = с-соловейчиковских борзописаний .. Но эти манилующие с-соловейчики (имя им - легион) забывают про т.ск. овраги реалий педагогической жизни, а по ним _реальным педагогам_ ходить... Н.К. Крупская интуитивно предчувствовала будущий приход к власти своего мужа и .. пред-приготовляла себя к тому, чтобы после прихода мужа к власти ей (Крупской) заняться в переустройстве общества педагогической сферой. И вот до 1917 года Крупская лет примерно 10 усиленно читала тьму текстов по истории педагогики и психологии, копила в этом эрудицию, думая что эта вот эрудиция вооружит ее (Крупскую) для будущей глобально-педагогической деятельности. Но ей (Крупской) это пошло только во вред: она с головы до пят лишь обросла - как тиной - вековыми педагогическими предрассудками. И точно также в педагогических вузах во вред студентам идет изучение истории педагогики и психологии: они (студенты) лишь обрастают - как тиной - вековыми педагогическими предрассудками.

--

А.П. Чехов, т.9-й 30-титомника. Из рассказа А.П. Чехова "Убийство".

.. В самый день Благовещения, после того, как проводили почтовый поезд, Матвей сидел в буфете, пил чай с лимоном и говорил.

Слушали его буфетчик и жандарм Жуков. - Я, надо вам заметить, - рассказывал Матвей, - еще в малолетстве был привержен к леригии. Мне только двенадцать годочков было, а я уже в церкви апостола читал, и родители мои весьма утешались, и каждое лето мы с покойной маменькой ходили на богомолье. Бывало, другие ребяты песни поют или раков ловят, а я в это время с маменькой. Старшие меня одобряли, да и мне самому было это приятно, что я такого хорошего поведения. И как маменька благословили меня на завод, то я между делом пел там тенором в нашем хоре, и не было лучшего удовольствия. Само собой, водки я не пил, табаку не курил, соблюдал чистоту телесную, а такое направление жизни, известно, не нравится врагу рода человеческого, и захотел он, окаянный, погубить меня и стал омрачать мой разум, всё равно, как теперь у братца. Самое первое, дал я обет не кушать по понедельникам скоромного и не кушать мяса во все дни, и вообще с течением времени нашла на меня фантазия. В первую неделю Великого поста до субботы святые отцы положили сухоядение, но трудящим и слабым не грех даже чайку попить, у меня же до самого воскресенья ни крошки во рту не было, и потом во весь пост я не разрешал себе масла ни отнюдь, а в среды и пятницы так и вовсе ничего не кушал. То же и в малые посты. Бывало, в Петровки наши заводские хлебают щи из судака, а я в стороночке от них сухарик сосу. У людей сила разная, конечно, но я об себе скажу: в постные дни мне не трудно было и так даже, что чем больше усердия, тем легче. Хочется кушать только в первые дни поста, а потом привыкаешь, становится всё легче и, гляди, в конце недели совсем ничего и в ногах этакое онемение, будто ты не на земле, а на облаке. И, кроме того, налагал я на себя всякие послушания: вставал по ночам и поклоны бил, камни тяжелые таскал с места на место, на снег выходил босиком, ну, и вериги тоже. Только вот по прошествии времени исповедаюсь я однажды у священника и вдруг такое мечтание: ведь священник этот, думаю, женатый, скоромник и табачник; как же он может меня исповедать и какую он имеет власть отпускать мне грехи, ежели он грешнее, чем я? Я даже постного масла остерегаюсь, а он, небось, осетрину ел. Пошел я к другому священнику, а этот, как на грех, толстомясый, в шелковой рясе, шуршит будто дама, и от него тоже табаком пахнет. Пошел я говеть в монастырь, и там мое сердце не спокойно, всё кажется, будто монахи не по уставу живут. И после этого никак я не могу найти службу по себе: в одном месте служат очень скоро, в другом, гляди, задостойник не тот пропели, в третьем дьячок гугнивый... Бывало, господи прости меня грешного, стою это в церкви, а от гнева сердце трясется. Какая уж тут молитва? И представляется мне, будто народ в церкви не так крестится, не так слушает; на кого ни погляжу, все пьяницы, скоромники, табачники, блудники, картежники, один только я живу по заповедям. Лукавый бес не дремал, дальше-больше, перестал я петь в хоре и уж вовсе не хожу в церковь; так уж я об себе понимаю, будто я человек праведный, а церковь по своему несовершенству для меня не подходит, то есть, подобно падшему ангелу, возмечтал я в гордыне своей до невероятия. После этого стал я хлопотать, как бы свою церковь устроить. Нанял я у глухой мещанки комнатушечку далеко за городом, около кладбища, и устроил молельную, вот как у братца, но только у меня еще ставники были и настоящее кадило. В этой своей молельной я держался устава святой Афонской горы, то есть каждый день обязательно утреня у меня начиналась в полночь, а под особо чтимые двунадесятые праздники всенощная у меня служилась часов десять, а когда и двенадцать. Монахи все-таки, по уставу, во время кафизм и паремий сидят, а я желал быть угоднее монахов и всё, бывало, на ногах. Читал я и пел протяжно, со слезами и со воздыханием, воздевая руки, и прямо с молитвы, не спавши, на работу, да и работаю всё с молитвой. Ну, пошло по городу: Матвей святой, Матвей больных и безумных исцеляет. Никого я, конечно, не исцелял, но известно, как только заведется какой раскол и лжеучение, то от женского пола отбоя нет. Всё равно, как мухи на мед. Повадились ко мне разные бабки и старые девки, в ноги мне кланяются, руки целуют и кричат, что я святой и прочее, а одна даже на моей голове сияние видела. Стало тесно в молельной, взял я комнату побольше, и пошло у нас настоящее столпотворение, бес забрал меня окончательно и заслонил свет от очей моих своими погаными копытами. Мы все вроде как бы взбесились. Я читал, а бабки и старые девки пели, и этак, долго не евши и не пивши, простоявши на ногах сутки или дольше, вдруг начинается с ними трясение, будто их лихорадка бьет, потом, этого, то одна крикнет, то другая - и этак страшно! Я тоже трясусь весь, как жид на сковородке, сам не знаю, по какой такой причине, и начинают наши ноги прыгать. Чудно, право: не хочешь, а прыгаешь и руками болтаешь; и потом, этого, крик, визг, все пляшем и друг за дружкой бегаем, бегаем до упаду. И таким образом, в диком беспамятстве впал я в блуд.

Жандарм засмеялся, но, заметив, что никто больше не смеется, стал серьезен и сказал:

- Это молоканство. Я читал, на Кавказе все так.

- Но не убило меня громом, - продолжал Матвей, перекрестясь на образ и пошевелив губами. - Должно, молилась за меня на том свете покойница маменька. Когда уже меня все в городе святым почитали и даже дамы и хорошие господа стали приезжать ко мне потихоньку за утешением, как-то пошел я к нашему хозяину Осипу Варламычу прощаться - тогда прощеный день был, - а он этак запер на крючочек дверь и остались мы вдвоем, с глазу на глаз. И стал он меня отчитывать. А должен я вам заметить, Осип Варламыч без образования, но дальнего ума человек, и все его почитали и боялись, потому был строгой, богоугодной жизни и тружденник. Городским головой был и старостой лет, может, двадцать и много добра сделал; Ново-Московскую улицу всю покрыл гравилием, выкрасил собор и колонны расписал под малафтит. Ну, запер дверь и - "давно, говорит, я до тебя добираюсь, такой-ся-кой... Ты, говорит, думаешь, что ты святой? Нет, ты не святой, а богоотступник, еретик и злодей!.." И пошел, и пошел... Не могу я вам выразить, как это он говорил, складненько да умненько, словно по-писаному, и так трогательно. Говорил часа два. Пронял он меня своими словами, открылись мои глаза. Слушал я, слушал и - как зарыдаю! "Будь, говорит, обыкновенным человеком, ешь, пей, одевайся и молись, как все, а что сверх обыкновения, то от беса. Вериги, говорит, твои от беса, посты твои от беса, молельная твоя от беса; всё, говорит, это гордость". На другой день, в чистый понедельник, привел меня бог заболеть. Я надорвался, отвезли меня в больницу; мучился я до чрезвычайности и горько плакал и трепетал. Думал, что из больницы мне прямая дорога - в ад, и чуть не помер. Промучился я на одре болезни с полгода, а как выписался, то первым делом отговелся по-настоящему и стал опять человеком. Отпускал меня Осип Варламыч домой и наставлял: "Помни же, Матвей, - что сверх обыкновения, то от беса". И я теперь ем и пью, как все, и молюсь, как все... Ежели теперь, случается, от батюшки пахнет табаком или винцом, то я не дерзаю осуждать, потому ведь и батюшка обыкновенный человек. Но как только говорят, что вот в городе или в деревне завелся, мол, святой, по неделям не ест и свои уставы заводит, то уж я понимаю, чьи тут дела. Так вот, судари мои, какая была история в моей жизни. Теперь и я, как Осип Варламыч, всё наставляю братца и сестрицу и укоряю их, но выходит глас вопиющего в пустыне. Не дал мне бог дара.

Рассказ Матвея, по-видимому, не произвел никакого впечатления. Сергей Никанорыч ничего не сказал и стал убирать с прилавка закуску, а жандарм заговорил о том, как богат брат Матвея, Яков Иваныч.

- У него тысяч тридцать, по крайней мере, - сказал он ..

.. Утром в Страстной понедельник Матвей слышал из своей комнаты, как Дашутка сказала Аглае:

- Дядя Матвей говорил надысь, - поститься, говорил, не надо.

Матвей припомнил весь разговор, какой у него был накануне с Дашуткой, и ему вдруг стало обидно.

- Девушка, не греши! - сказал он стонущим голосом, как больной. - Без постов нельзя, сам господь наш постился сорок дней. А только я тебе объяснял, что худому человеку и пост не в пользу.

- А ты только послушай заводских, они научат добру, - проговорила насмешливо Аглая, моя пол (в будни она обыкновенно мыла полы и при этом сердилась на всех). - На заводе известно какой пост. Ты вот спроси его, дядю-то своего, спроси про душеньку, как он с ней, с гадюкой, в постные дни молоко трескал. Других-то он учит, а сам забыл про гадюку. А спроси: кому он деньги оставил, кому?

Матвей тщательно, как неопрятную рану, скрывал ото всех, что в тот самый период своей жизни, когда во время молений с ним вместе прыгали и бегали старухи и девки, он вступил в связь с одною мещанкой и имел от нее ребенка. Уезжая домой, он отдал этой женщине всё, что скопил на заводе, а для себя на проезд взял у хозяина, и теперь у него было всего несколько рублей, которые он тратил на чай и свечи. "Душенька" потом извещала его, что ребенок умер, и спрашивала в письме, как поступить с деньгами. Это письмо принес со станции работник. Аглая перехватила и прочла, и потом каждый день попрекала Матвея "душенькой".

- Шутка, девятьсот рублей! - продолжала Аглая, - Отдал девятьсот рублей чужой гадюке, заводской кобыле, чтоб ты лопнул! - Она уже разошлась и кричала визгливо: - Молчишь? Я б тебя разорвала, лядащий! Девятьсот рублей, как копеечка! Ты бы под Дашутку подписал - своя, не чужая, - а то послал бы в Белев Марьиным сиротам несчастным. И не подавилась твоя гадюка, будь она трижды анафема проклята, дьяволица, чтоб ей светлого дня не дождаться!

Яков Иваныч окликнул ее; было уже время начинать часы. Она умылась, надела белую косыночку и пошла в молельную к своему любимому брату уже тихая, скромная. Когда она говорила с Матвеем или в трактире подавала мужикам чай, то это была тощая, остроглазая, злая старуха, в молельной же лицо у нее было чистое, умиленное, сама она как-то вся молодела, манерно приседала и даже складывала сердечком губы.

Яков Иваныч начал читать часы тихо и заунывно, как он читал всегда в Великий пост. Почитав немного, он остановился, чтобы прислушаться к покою, какой был во всем доме, и потом продолжал опять читать, испытывая удовольствие; он молитвенно складывал руки, закатывал глаза, покачивал головой, вздыхал. Но вдруг послышались голоса. К Матвею пришли в гости жандарм и Сергей Никанорыч. Яков Иваныч стеснялся читать вслух и петь, когда в доме были посторонние, и теперь, услышав голоса, стал читать шепотом и медленно ..

.. Матвей тихо-тихо отворил дверь и вошел в молельную.

- Грех, какой грех! - сказал он укоризненно и вздохнул. - Покайтесь! Опомнитесь, братец!

Яков Иваныч, сжав кулаки, не глядя на него, чтобы не ударить, быстро вышел из молельной. Так же, как давеча на дороге, чувствуя себя громадным, страшным зверем, он прошел через сени в серую, грязную, пропитанную туманом и дымом половину, где обыкновенно мужики пили чай, и тут долго ходил из угла в угол, тяжело ступая, так что звенела посуда на полках и шатались столы. Ему уже было ясно, что сам он недоволен своею верой и уже не может молиться по-прежнему. Надо было каяться, надо было опомниться, образумиться, жить и молиться как-нибудь иначе. Но как молиться? А, может быть, всё это только смущает бес и ничего этого не нужно?.. Как быть? Что делать? Кто может научить? Какая беспомощность! Он остановился и, взявшись за голову, стал думать, но то, что близко находился Матвей, мешало ему спокойно соображать. И он быстро пошел в комнаты.

Матвей сидел в кухне перед чашкой с картофелем и ел. Тут же около печи сидели друг против друга Аглая и Дашутка и мотали нитки. Между печью и столом, за которым сидел Матвей, была протянута гладильная доска; на ней стоял холодный утюг.

- Сестрица, - попросил Матвей, - позвольте мне маслица!

- Кто же в такой день масло ест? - спросила Аглая.

- Я, сестрица, не монах, а мирянин. А по слабости здоровья мне не то что масло, даже молоко можно.

- Да, у вас на заводе всё можно.

Аглая достала с полки бутылку с постным маслом и поставила ее перед Матвеем, сердито стукнув, с злорадною улыбкой, очевидно, довольная, что он такой грешник.

- А я тебе говорю, ты не можешь есть масла! - крикнул Яков.

Аглая и Дашутка вздрогнули, а Матвей, точно не слышал, налил себе масла в чашку и продолжал есть.

- А я тебе говорю, ты не можешь есть масла! - крикнул Яков еще громче, покраснел весь и вдруг схватил чашку, поднял ее выше головы и изо всей силы ударил оземь, так что полетели черепки. - Не смей говорить! - крикнул он неистовым голосом, хотя Матвей не сказал ни слова. - Не смей! - повторил он и ударил кулаком по столу.

Матвей побледнел и встал.

- Братец! - сказал он, продолжая жевать. - Братец, опомнитесь!

- Вон из моего дома сию минуту! - крикнул Яков; ему были противны морщинистое лицо Матвея, и его голос, и крошки на усах, и то, что он жует. - Вон, тебе говорят!

- Братец, уймитесь! Вас обуяла гордость бесовская!

- Молчи! (Яков застучал ногами.) Уходи, дьявол!

- Вы, ежели желаете знать, - продолжал Матвей громко, тоже начиная сердиться, - вы богоотступник и еретик. Бесы окаянные заслонили от вас истинный свет, ваша молитва не угодна богу. Покайтесь, пока не поздно! Смерть грешника люта! Покайтесь, братец!

Яков взял его за плечи и потащил из-за стола, а он еще больше побледнел и, испугавшись, смутившись, забормотал: "Что ж оно такое? Что ж оно такое?" - и, упираясь, делая усилия, чтобы высвободиться из рук Якова, нечаянно ухватился за его рубаху около шеи и порвал воротник, а Аглае показалось, что это он хочет бить Якова, она вскрикнула, схватила бутылку с постным маслом и изо всей силы ударила ею ненавистного брата прямо по темени. Матвей пошатнулся, и лицо его в одно мгновение стало спокойным, равнодушным; Яков, тяжело дыша, возбужденный и испытывая удовольствие оттого, что бутылка, ударившись о голову, крякнула, как живая, не давал ему упасть и несколько раз (это он помнил очень хорошо) указал Аглае пальцем на утюг, и только когда полилась по его рукам кровь и послышался громкий плач Дашутки, и когда с шумом упала гладильная доска и на нее грузно повалился Матвей, Яков перестал чувствовать злобу и понял, что произошло.

- Пусть издыхает, заводский жеребец! - с отвращением проговорила Аглая, не выпуская из рук утюга; белый, забрызганный кровью платочек сполз у нее на плечи, и седые волосы распустились. - Туда ему и дорога! ..

--

08 Авг 04

_Меня заставил сделать это сам Бог_, _ говорила Сара Свенсон на суде, когда разбиралось слушание об убийстве ею двух жителей шведского городка к северу от Стокгольма. В ходе следствия она рассказала, что в течение некоторого времени получала от имени самого Бога текстовые сообщения на свой мобильный телефон. В них он призывал ее совершить убийства.

По сообщению helpix.ru, в роли бога, как оказалось, выступил шведский пастор Хельге Фоссмо, с которым у Сары был роман. Это он засыпал ее SMS-сообщениями, наставляя на путь истинный и побуждая убить двух людей: свою вторую жену и соседа Даниэля Линде, жена которого также приглянулась пастору. После выстрела Даниэлю удалось выжить, Сару отправили в психиатрическую клинику, а пастор получил пожизненное заключение. Теперь суд задумался, а была ли смерть первой жены пастора несчастным случаем.

взято с celler.ru

Домашнее задание по “Грешник из Толедо” (ГРТ) А.П. Чехова (http://zt1.narod.ru/toledo.htm/#anton). Для выполнения нижеследующего домашнего задания нужно иметь темник к Корану. Итак, домашнее задание. - При помощи Корана докажите пункт за пунктом, что ГРТ в сущности на 85 % - правоверный мусульманин, и значит ГРТ за отравление своей весьма вольнодумно настроенной жены обязательно по смерти попадет в мухаммадов рай-ресторан с отдельными кабинетами для бесконечных “сопряжений” с ежедневно как из рога изобилия поставляемыми полногрудыми девственницами. Вл. Высоцкий. - / .. А за это, друг мой пьяный, - говорил он Епифану, - / Будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин... http://www.youtube.com/watch?v=8YpRYYF9gxMfeature=player_embedded. Диалог христианина и атеиста. Подсказки. - 1) ГРТ подростком занимался с отцом научными (в частности, химическими) исследованиями. По рубрике “Коран и наука, Мухаммад и наука” докажите, что указанное - действительно было большущим грехом и самого ГРТ, и его отца. 2) Молодая, красивая и самостоятельно мыслящая жена ГРТ была явно атеистически настроена, то есть по Корану она была - в высшей степени неверная. На основании одного аятика из суры 80 Корана докажите, что оная красавица-молодуха по исконному исламскому праву действительно должна была быть ГРТ-ом убита (отравлена). 3) Докажите по Корану, что отравление ГРТ-ом своей жены было святым актом святого джихада. 4) Самостоятельно найдите в Коране еще несколько обоснований для полного оправдания ГРТ и даже объявления его святым.

Прыг на главную ZT-web-страницу.

Цитата: Зиновий Тененбойм от 02 Февраля 2010, 20:09:18 [...] О том, как ап. Петр из за денег укокошил супругов Анания и Сапфиру - ни малейшего знания [...] ZT. На это некто отсылает меня в: http://istorya.ru/forum/index.php?showtopic=1604 : мотив запугиваний и убийств в "священных (ух ты!) писаниях". ZT. См. и моё: "Коран. Есть ли в нем призывы к насилию?" : http://zt1.narod.ru/krn1nsly.htm и Благословение черносотенству в Ветхом завете http://zt1.narod.ru/hanuka45.htm.

См. и http://zt1.narod.ru/doc/forum-temy-ot-ZT.doc. Форум-темы от : Зиновий Тененбойм.

http://zt1.narod.ru/doc/relig-ne-rodyat-moral.doc. / От Зиновий Тененбойм. / Религии не родят (не производят) мораль. / Религия отдельно поведение отдельно.

Иисус Иосифович Христос. - Матфей 6:34 .. Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы.
Советская культура 06.02.1988 .. Самым важным в системе А.С. Макаренко оказалась цель —
цель, которую он ставил перед своими воспитанниками:
человеку необходимо дать возможность увидеть свое будущее,
не позволить ему застрять в дне сегодняшнем ..

См. и http://zt1.narod.ru/doc/demoral-u-De-Sada-i-prochee.doc Де-мораль (аморализм) у Де Сада (1740-1814) и прочее. Мощная ZT-книга о морали и цивилизации.